– То есть, ты серьезно полагаешь, что мой дезодорант разрушает озоновый экран нашей планеты?

– Вот, вот, вы все так говорите! Я, мол, тут не причем. А надо, чтобы каждый…

– Подожди агитировать! Поверь, с этим феноменом я в своей жизни сталкивалась куда больше тебя. Я и октябренком была, и пионеркой, и комсомолкой, и чилийскую диктатуру осуждала, и американскую военщину. Так что некий иммунитет у меня имеется. А вот у тебя, естественно, его нет. Есть, наоборот, полный идеологический вакуум. В который умелый человек может поместить все, что угодно. Так что же конкретно предложили вам люди из «Гринписа»? И откуда вообще они появились у вас в школе?

– Их наша учительница биологии пригласила – Креветка, помнишь, я тебе рассказывала? Вместо урока биологии. Там двое наших, студенты какие-то, и еще одна американка, настоящая, но по-русски говорит очень хорошо, только с таким смешным акцентом. Как Никулин в фильме, помнишь: «Чьорт побьери!» У нее дедушка русский, из России эмигрант, он ее и русскому языку учил, а она давно мечтала в Россию приехать, посмотреть, как у нас, а в «Гринписе» этом она с четырнадцати лет состоит, и мне тоже как раз четырнадцать, а она уже и в Африке была, и в Австралии, они там кенгуру охраняли, а у себя в Америке жили на ядерном полигоне в палатках, чтобы бомбу не взрывали. Представляешь, как интересно!

– Безумно! Так вы что же, теперь в Чернобыле жить будете? Или на ЛАЭС? Да и кенгуру у нас нет. Разве только в Зоопарке…

– Ты можешь сколько угодно смеяться! – решительно заявила Антонина. – Потому что все равно не поймешь! Сюзанна так и сказала: люди не понимают нас, не понимают того, что мы работаем ради их же блага. Но мир обывателя так узок! – я мелко захихикала. – И что бы вы не говорили… (Мы, обыватели, надо полагать. Вряд ли Антонина вдруг стала обращаться ко мне на «вы». Скорее, поднялась до эпических высот)…Но только в «Гринпис» я все равно вступлю. И природу буду охранять. От таких, которым все равно! – в этом месте она обожгла меня уничтожающим взглядом, тряхнула роскошной гривой и, абсолютно не горбясь, вышла из комнаты. Я даже залюбовалась ею, честное слово!

– Тоня, я в восхищении! – крикнула я, всегда стараясь быть честной с дочерью. Это, пожалуй, мой единственный воспитательный прием.

Антонина обернулась, и я увидела, что по лицу ее медленно текут слезы.

– Что?! – прошептала я. Произнесенное слово больно оцарапало горло.

– Мама, ты сядь, – сказала Антонина. – И не волнуйся.

О чем я подумала и что успела предположить в течении последовавшей паузы, многие, включая незабвенного Фамусова, догадаются сами. Остальным, как я уже упоминала, – не понять.

– Мы с Танькой за ним следили, – заявила Антонина. – Он – козел, как и все.

– Что-о? – изумилась я, ничего не поняв, но испытав род облегчения. Кажется, детективный вирус, внезапно захлестнувший мое окружение, поразил и младшее поколение. Закономерно. – За кем вы следили?

– За Олегом, – в глаза Антонина, изрядно запинаясь, называла Олега папой. За глаза – только по имени. – Твоя красотка Женя его охмурила, а он пошел, как телок на веревочке.

Мне стало жарко и холодно одновременно.

– Антонина, ты говоришь ерунду! – отчеканила я.

– Как бы не так! – грустно возразила дочь. – Она на него еще здесь глаз положила. Но… ему тоже не фиолетово было. Теперь она за ним везде таскается. И в архив, и – везде.

– Но, может быть… Он же историк… и она собирается…

– Не надо, мама, – теперь Антонина ссутулилась больше обычного. – Мы все видели. Они… В общем, не перепутаешь… И… когда он у университетского приятеля допоздна просидел и пьяный вернулся… Танька этого приятеля видела. Его, точнее ее, Женя зовут…

– Ну, так… – сказала я.