– Вы знаете, что и почему за ним тянется?
– Да, это я знаю. Но хочу узнать у вас о Большом Иване.
– Иван давно в могиле. Чем вам поможет…
– Мне самой решать. Говорите, что знаете!
– Хорошо, я скажу. С вами приятно иметь дело, гражданин начальник.
Ленка хотела вернуть Бояну комплимент, но, понятное дело, удержалась. Старик был умен и интересен. Значит, оставалась надежда узнать у него что-то стоящее.
– Большой Иван с детства воровал. Отец его куда-то в самом начале войны подевался, мать еще раньше умерла. Какое-то время он жил с дядькой, одесситом, и с его тремя детьми. Я его после видал. Какой тот жид Ивану дядька – я так и не понял. Иван – огромный, светловолосый, нос картошкой – настоящий русак, а одессит – чернявый, носавый, все снаружи написано. И тарахтит все время, как пулемет «максим» в фильме про Чапаева… В общем, от дядьки и его семейства Иван быстро соскучился, сбежал, добрался до Луги и после уж жил с ворами.
Скажу, что крест-татуировка у Ивана был еще до всего… рос вместе с ним.
Специальность он у нас приобрел хорошую, редкую, можно сказать. Железнодорожный грузовой вор. Вскрывал и грабил товарные вагоны. Целое искусство, скажу я вам. Выбрать вагон, пломбы снять, охрану отвлечь, вынести все так, чтобы никто ничего не заметил и до поры не узнал, на какой такой станции все произошло. Тут еще Ивану и сила его немерянная помогала. Ну, и сноровка, конечно, немало значит. Однако, главное в каждом деле – талант. У Ивана он был. Однажды на спор вывел к цыганам за одну ночь из вагона шесть лошадей, которых из Краснодара на племя везли. Охрану усыпил… У нас потом еще долго про это рассказывали…
После, году, наверное, в шестьдесят пятом, приезжал к нему из Одессы тот самый дядька. Как уж он Ивана разыскал, как они встретились, сказать не могу. Но, вроде бы, радовались оба. Большой Иван принимал родственника по полной программе – рестораны, икра, гостиницы шикарные, девочки и все такое. Даже в театр пару раз сводил…
А вот потом, когда родственник уже уехал, Ивана как будто бы подменил кто. Стал он вдруг о Боге талдычить, в церковь захаживать, с какими-то старухами на Лиговке сошелся. Книжки какие-то стал приносить. Божественные, да еще по истории. Однажды, помню, мне заявил, что все мы, и воры, и мужики, и те, кто наверху, одинаково грешно живем и за то Россию Бог карает. Я его вроде бы тогда спросил: «А праведник – кто?»
А он мне ответил: «Праведниками наши дети будут. Когда заря взойдет»
Я расхохотался ему в лицо и говорю: «Насчет зари коммунизма – это ты не по адресу, у нас, у воров, сам знаешь, партячеек не водится. А что до детей, то ты не забыл ли: у настоящего вора семьи не бывает»
Думал я, он на меня с кулаками за оскорбление полезет, а он вдруг сел и заплакал как ребенок. Тут-то я и понял: кончился Большой Иван.
И вправду: время прошло и он изчез. Слухи потом разные ходили. Будто бы ему клад какой-то невозможный достался. Будто бы он умом тронулся и в монастырь послушником ушел. Будто бы женился на вокзальной буфетчице Марье и с ней на целину уехал… Я все это мимо ушей пропускал, одно знал: правильного вора Ивана больше нет и не будет никогда…
– А когда же вы в Кешке Иванова сына признали? Вот тогда, когда он от Алекса убегал?
– Да нет, так не сказать. Меня едва ль не сначала что-то в нем царапало… Похож ведь Кешка на Ивана, очень похож. Я Ивана-то как раз таким пацаном и узнал… Да и потом, когда уж Кешка рубашку в каморе переодевал, я крест-то этот увидел… но подумал: «не может быть, не бывает такого…» А уж тогда-то на крыше – наверняка!
– Кто догадался, узнал про то, что такое наследственная татуировка Ивана и его сына?
– Это уж потом, Алекс. По своим каналам.
– Что теперь нужно Алексу от Кешки? Ведь очевидно, что мальчик ничего не знает и не помнит.