Сивер довольно осклабился и снова повернулся к Монтегрейну.

— Что, не смеешься больше?

«Да как-то расхотелось».

А принц шагнул к двери и крикнул:

— Можно. Заходи!

И он вошел. Мужчина в красной рясе на манер монашеской, только подпоясанной не бечевкой, а кожаным коричневым ремнем. Монтегрейн нахмурился: странная одежда и в то же время знакомая, будто он не видел ее своими глазами, но слышал о ней или читал.

— Познакомься, Рэйм. Это мой новый друг, которому я помог перейти границу с Аренором и пообещал политическое убежище в обмен на одну ма-а-аленькую услугу. — Приподнял руку и чуть развел большой и указательный пальцы, демонстрируя размер этой услуги.

Аренор? Вот теперь Рэймер похолодел уже не от температуры в помещении.

Аренор. Это форма аренорской Инквизиции! А Инквизицией в Ареноре называется орган власти, следящий за одаренными, как стража за обычными людьми, — карает и милует, сжигает преступников на кострах. А еще в Инквизиции работают самые сильные менталисты.

Крист как-то сказал, что рано или поздно он доиграется до взлома сознания — как в воду глядел.

— Пробрало, да? — довольно поинтересовался Сивер, внимательно следящий за его лицом. — Увы, по-настоящему великим менталистам хорошо живется и у себя на родине. Те считали бы все твои тайны одним прикосновением. Но что уж теперь? Как говорит наш общий друг Гидеон, работаем с тем, что есть. Прости, Рэйм. Слышал, что взлом сознания — жутко болезненная штука. Проще говоря, твои мозги сварятся, как в кипятке, пока мы будем черпать из них информацию.

А ещё от взлома сознания невозможно закрыться никакими метальными блоками. Если ты не какой-нибудь Натаниэль, разумеется.

Как бы Монтегрейн ни пытался держать себя в руках, когда аренорский инквизитор шагнул к нему, дыхание все равно участилось.

А Сивер, вынув из кармана очередной белоснежный платок, тщательно протер плесень со стены, бросил испачканную ткань себе под ноги, а сам привалился плечом к стене и сложил руки на груди — приготовился ждать.

Инквизитор подошел совсем близко. Присел перед Монтегрейном на корточки.

— Будет больно, — предупредил, впрочем, без всякого сожаления — лишь констатация факта.

И положил ладони ему на виски, крепко обхватив голову.

О да, было больно.