Человек, не просто обладавший доступом в приют, так как всё же вход в это учреждение был открытым. Но кто-то, кто получал определённую информацию о его маленьких жителях. Кто-то из воспитателей приюта? Директор? Кто ещё имел право и возможность беспрепятственно заводить знакомства с мальчиками и отслеживать их дальнейшую судьбу? И самый главный вопрос, касавшийся личности этого подонка…тот самый конец верёвки, ухватившись за который, мы могли бы распутать её окончательно.

— Почему именно усыновлённые дети? — вскинула голову, глядя на нахмуренные густые брови Люка, — Почему сироты? Что толкает этого психопата на их убийства? Детская травма или желание самоутвердиться за счёт самых слабых членов общества? За счёт тех, за кого некому дать отпор. Но тогда почему он выбирает только усыновлённых? Кого наказывает этими смертями? Себя? Самих детей или их приёмных родителей?

— Вполне возможно, что пропажа этого мальчика никак не связана с нашим делом. Сколько сирот пропадают регулярно в нашем штате? И кто тебе прислал это?

Люк потряс снимком в воздухе.

— Ты уверена, что можно доверять тому, кто это сделал?

— Более чем.

— Почему? Потому что отправитель этот Дарк? Ева, тебе не кажется, что ты слишком далеко зашла в своём доверии к нему? Тебя не настораживает, что он проникает тайно в твой кабинет и оставляет подобные подарки?

— Меня настораживает абсолютная халатность наших ребят, ни один из которых так и не объяснил мне, каким образом кому бы то ни было удаётся незаметно ходить по участку.

Томпсон раздражённо скривился.

— Я сейчас не об этом. Почему он тебе прислал фото этого малыша? Почему именно его? Он целенаправленно поехал в приют, сделал этот снимок…и вуаля! Ребёнок пропал.

— У него есть фотографии всех этих детей.

— Зачем ему они?

— По моей просьбе он участвует в нашем расследовании.

— Ага, — буркнул, отводя взгляд и подходя к окну, — вот только с какой целью? Потом резко развернулся и произнёс, продолжая машинально сжимать в ладони фотокарточку:

— Как можно верить человеку с такой больной психикой? Он же извращенец.

Обошла стол и приблизилась к нему, чтобы мягко высвободить из его рук снимок ребёнка, на что он, наконец, опомнившись, чертыхнулся.

— Что значит извращенец? — замечая, как вспыхнул раздражением его взгляд, он отворачивается, и я хватаю его за скулы, — Люк, почему Дарк извращенец?

— Потому что я видел его женщин.

Бросил зло, сквозь зубы, а у меня неприятно, почти болезненно сжалось сердце. Но ведь не должно. Можно подумать, я сомневалась в том, что у Дарка были женщины…и тут же прикусить губу. Почему были? Вполне возможно, что есть и сейчас. Возможно, даже какая-нибудь одна, постоянная. Ведь я совершенно ничего не знаю об этой стороне его жизни…как, впрочем, и о любой другой. Вот только от понимания ни капли не легче, и кажется, что-то тисками сжало грудную клетку, и больно и не хочется слышать ничего из того, что сейчас готов рассказать Люк. Ведь меня это совершенно не касается. Ведь не касается? И тут же закололо губы теми самыми искрами от последнего поцелуя. Зачем ему это, если они есть? Эти женщины. Или…и от этой мысли тиски сильнее сжимают грудь…она есть. Одна. Его женщина.

Но вслух лишь тихим приказом и продолжая удерживать его лицо: