— Или что-то не менее ценное. Общая тайна, покрывательство деяний друг друга. Почему вы до сих пор не признали официально Натана Дарка своим братом? Почему он не носит вашу фамилию и не вступил с вами наравне в право пользования имуществом ваших родителей? Ведь на момент вашей встречи отец был жив и мог объявить и его своим наследником?

— Вы всё же плохо знаете Дарка. И совершенно не знаете покойного Дэя.

— Гордость не позволила? — и по большому счёту я могла поверить в это. В своей жизни я всё же встречала только одного человека, столь же гордого, как Натан, — отца. И тут же воспоминанием отец на коленях перед матерью и его умоляющий тон…и пусть я в чём-то ошибалась насчёт него, но только не насчёт короля бездомных, — А может, вовсе и не она? Может, всё же свои интересы?

— Вы вправе задать ему эти же вопросы. Я не обязан знать о его мотивах.

— Или же не желаете рассказать о них мне.

Пожимает плечами, опять откидываясь на спинку кресла и сложив руки на груди.

— Я помню про ваши возможности, мисс следователь. Как и про свои права.

Я уехала из дома Дэя через полчаса после этого разговора. Ознакомившись с частью документов, и запросив копии касавшихся благотворительности и приюта Арленса. А также после разговора с управляющим Вилберном Джонсоном. Согласно его показаниям, хозяин часто отлучался по делам, командировки были обычным делом, что объяснялось спецификой его деятельности. Старик, несмотря на преклонный возраст, отлично помнил, в какие числа последних пару месяцев Дэй присутствовал дома. И сейчас я сжимала в руке исписанный листок с датами, некоторые из которых приходились на время убийств детей.

В голове раздавался гул. Резкими короткими гудками, точечными ударами в висках, от которых приходилось сжимать зубы, выдыхая медленно через рот. К сожалению, пока я не могла задержать Дэя. Слишком мало пока оснований для этого. Необходимо проверить график его личных встреч с партнёрами. Он предоставил мне его ещё в своём кабинете, до допроса Джонсона, как и сохранённые билеты на транспорт.

Мне казалось, я приближаюсь к какой-то разгадке, к какому-то ответу на свои вопросы…и в тот же момент казалось, что, наоборот, упираюсь в стену. Потому что вполне возможно, что партнёры Дэя подтвердят его алиби в многочисленных поездках.

И Дарк…почему всё, что связано с этим мужчиной должно вызывать не просто головную боль, а выкручивать, заставлять кусать собственные губы до тех пор, пока во рту не проявится вкус собственной крови. Почему он решил помочь мне? Чтобы освободиться? Теперь я знала, что для этого у него были свои связи. Или чтобы не позволить мне взять правильное направление в расследовании? Он знает Арленса. И скрывает наличие брата…скрывал. Он не мог помешать мне приехать сюда, вот почему так отреагировал. Вот почему единственный раз за всё это время показался мне необычно растерянным и в то же время напряжённым, пока вдруг не расслабился перед тем, как посадить в машину, будто принял какое-то важное для себя решение. И тут же закрыть глаза, машинально облизнув губы. Он поцеловал тогда меня. Прижал к себе властным движением и впился в рот с какой-то ожесточённостью, будто прощался, зарываясь пальцами в мои волосы. Наглый поцелуй, собственнический. Со сжимающими подбородок сильными пальцами…от таких поцелуев таят, чувствуя, как подкашиваются ноги и заканчивается дыхание, чтобы возродиться одним, общим между наших губ…и я так же таяла, цепляясь замёрзшими трясущимися пальцами в его плечи, ощущая холод везде, где мы не касались друг друга, и сгорая в огне там, где он брал мои губы.

А после ехать домой, даже не скрывая от водителя глупой, какой-то непривычной, словно не моей улыбки на губах. Их жгло всю дорогу. Будто Натан Дарк оставил на них искры своего огня. Будто Натан Дарк менял меня, без спроса и без жалости. Потому что поцелуи на улице — это не про меня. И на глазах у таксиста — тоже. И до одури желать влиться в него, врасти, сплестись одним дыханием, одним стоном, в одном пламени — это не я. С ним я сама себе чужой кажусь. Неправильной. Такой неправильной. Но впервые — до невозможного настоящей.

Я должна поговорить с ним. Слишком много совпадений в деле, в котором почти нет улик. В деле, в котором, наверняка, замешан его братец. Устроить им одновременный допрос, и, если я права…если они, действительно, имеют отношение к убийствам, кто-то из них должен оступиться.

И стиснуть до боли, до онемения собственные пальцы при мысли о том, что оступившимся может оказаться совершенно не тот брат.

— Очень интересно.

Люк бросил мне на стол несколько фотографий, на некоторых из них были изображены дети, на других — фасад детского дома, фотоаппарат выхватил потрёпанную, криво висящую вывеску с номером и названием. Эти кадры мы обнаружили на моём столе, завёрнутыми в газетные листы и перевязанными бечёвкой. Ни единой буквы, ни слова о том, от кого эта странная посылка, хотя я знала уже точно, кто проник в мой кабинет и оставил её.

Люк ткнул пальцем с аккуратно стриженым ногтем в одну из чёрно-белых фотографий.

— Вот этот мальчик…именно о его пропаже сообщили нам во вторник.

— Да, я помню. Его ещё не усыновили, насколько я знаю. Но собирались.

Вздрогнула, когда мужские пальцы медленно вытянули из моей ладони карточку. Сама не заметила, как вцепилась в неё, глядя на слегка нахмуренное лицо светловолосого ребёнка, склонившего голову к своему другу. От мысли, что ублюдок решил «расширить» зону своей деятельности, в спину впивались ледяные осколки страха. Тонкие и острые, словно иглы, они по одному вдираются в плоть, в позвонки, чтобы разорваться подобно смертоносной пуле внутри. До этого времени сукин сын обращал внимание только на усыновлённых, проживших некоторое время в семье детей. Он поменял одно из условий выбора жертв. А это случается очень редко. Что-то заставило его сделать это. Возможно, сам ребёнок…но это значит, Дарк прав. У него был доступ непосредственно к детдомовцам. И голос Натана в голове: «Священник? Доктор? Учитель?»