Юлька взглянула на него с усмешкой. Он глаз не поднял.
Ириска повернулась к Сергею Сергеичу, невзначай положив руки на его парту. Сережа что-то прошептал ей на ухо, накрыв кончики ее пальцев своей ладонью.
Юлька улыбалась изо всех сил.
Светлана Генриховна поняла, что пора сходить козырем:
– Ты посмотри, до чего уже свою мать довела. Каково ей все это здесь выслушивать?
– Мама, перестань, пожалуйста, реветь. Вовсе не о чем, – громко сказала Юлька.
– Ты считаешь, что не о чем? – вскинулась Светлана Генриховна.
Мама отвернулась к окну.
– Ну, Юля, мы тебя слушаем, – многозначительно произнесла Любовь Борисовна.
Юлька еще раз взглянула на Джордано Бруно и начала говорить, делая четкие паузы между словами:
– Я ни в чем не виновата. И извиняться я ни перед кем не буду. Игорь Степаныч сам во всем виноват. И это не я прогуливаю, а он не пускает меня на свои уроки. А географию я сама дома учу.
Она хотела еще добавить, что Гоша матерится на уроках, но не стала. Слишком стыдно за него было.
Географ сидел, вперив взгляд в парту.
Директор и завуч, похоже, были в некотором замешательстве.
– Понятно, – протянула Любовь Борисовна, – Ладно, можешь идти домой.
Юлька вышла.
* * *
Вопреки ожиданиям, вечером дома не было никакого продолжения. Мама мрачно читала журнал «Чудеса и приключения» в своей комнате. Папа смотрел «Человек и закон». Бабушка частила на швейной машинке. Юлька валялась на диване с «Джейн Эйр». Анька, как обычно, донимала Харговенда. Она случайно обнаружила у него еще одно слабое место. Оказывается, он совершенно не выносил грустных песен…
Кот дремал на стуле возле печки. Анька села на пол, поближе к нему, и тоскливо завела:
Снежинки спускаются с неба