Помню, второй рукой он закрыл мне глаза, и я чувствовал холод лезвия на своей коже. Помню, думал об отце и о пиршественном зале Одина. Я запретил себе бояться. Когда я открою глаза, отец будет сидеть рядом со мной, а Один поднимет чашу и поприветствует меня в царстве богов.
Вдруг тяжесть Роса перестала чувствоваться, его будто подняли с меня. Я открыл глаза и увидел, что Бьёрн стоит, захватив его за шею: локоть у горла, плечо упирается в затылок, он с рычанием скинул Роса с меня на землю. При этом Бьёрн не ослабил захват, он повис на нем, стиснув ноги у него на поясе, а потом нажал другой рукой на затылок Роса, пережав ему горло. Рос издал булькающий звук и полоснул Бьёрна мечом по руке, но и тогда мой брат не отпустил врага. Вместо этого он перекатился, так что Рос уткнулся лицом в землю. Окровавленное тело моего брата напряглось, мышцы спины дрожали, а Рос выпустил меч и извивался под ним как червяк.
В тот день Бьёрн убил бы его, если бы брат не поспешил к Росу на выручку. Он подбежал, поднимая сакс для удара, но я встал на его пути с топором в руке. Тут Сигурд, пожалуй, решил, что с него довольно, и закричал, что бой закончен, и он сам отрубит голову тому, кто не выпустит оружие или противника. Бьёрн не собирался разжимать руки, но Сигурд подошел, забрал у Бора сакс и приставил его к горлу Бьёрна. Тогда он наконец разжал хватку, и Бор оттащил от него своего брата.
Олав провозгласил Роса победителем и велел шкиперам рассказать воинам, что спор решен и распря закончена. Поскольку я ран не получил, никто не рассказал о том, что я вмешался в поединок. Ведь я помнил, что Сигурд говорил, мол, такое вмешательство считается попыткой убийства, и поэтому я ничего не рассказал товарищам на нашем корабле. Бьёрна положили на палубу, обмыли кипяченой морской водой, и все собрались вокруг нас. Эйстейн Кулак встал на колени с той стороны, где у него на боку была длинная рана, и покачал головой. Бьёрну сильно досталось, а рана его была глубже, чем я предполагал. Мне дали кружку с самым крепким пивом, что имелось у нас на борту, и я напоил Бьёрна, пока Эйстейн вдевал в иглу шелковую прокипяченную нить. Меч ударил Бьёрна по ребрам, прошел вдоль них и взрезал мясо и кожу, но Эйстейн наложил швы, как мог, и занялся колотой раной на шее. Здесь меч прошел сквозь мышцу между задней стороной шеи и плечом, а она у Бьёрна была очень широкой. Эйстейн велел нам крепко держать Бьёрна, ему нужно было раздвинуть края раны и промыть ее. Так что мы держали Бьёрна, а Эйстейн Кулак просунул в отверстие длинный острый нож, прямо насквозь. Потом он сжал мышцу своей бесформенной пятерней, так что рана разошлась и мы могли видеть сквозное отверстие. Наконец он залил туда воду, она вытекала из другого конца, и все зашил.
После того как Бьёрна залатали, мы перенесли его к борту и накрыли одеялом. Это одеяло Эйстейн прокипятил, когда узнал, что Бьёрн собирается на хольмганг, а затем просушил над костром. На одеяло мы положили еще две шкуры. Мы с Рагнаром Кузнечным Молотом сели рядом, чтобы помочь ему в случае необходимости, но приглядывать нам следовало не только за Бьёрном. Рагнар предупредил, что Рос и его брат дружны с воинами из Гардарики. Он, вероятно, уже рассказал им, что я вмешался в поединок, и многие, пожалуй, хотели бы зарезать и меня, и Бьёрна. Когда я ответил, что вовсе не вмешивался, Рагнар ткнул пальцем мне в лоб и в шею.
– А откуда у тебя эти отметины? – Потом он опустил руку на загривок Фенриру и погладил его. – Дурно звучит ложь в устах твоих, Торстейн. Не лги мне больше.
Я со скверным чувством пообещал, что больше не совру. Потрогал шею, кожа была поцарапана. Ссадина была неглубокой, кровь успела запечься. На лбу вскочила большая шишка, трогать ее было больно. Я даже не помнил, как ее получил.
Мы с Рагнаром просидели рядом с Бьёрном весь остаток дня. До позднего вечера он не издал ни звука, а потом открыл глаза и попросил пива. Мы поднесли ему кружку и поддерживали голову, пока он пил. Выпив все до дна, он застонал и попросил помочь ему встать. Мы подняли его на ноги, Рагнар принес ведро и поставил его на палубу перед нами. Бьёрн сам распустил пояс, но не смог попасть точно в ведро. Мы не стали завязывать пояс, уложили его, он тяжело выдохнул, закрыл глаза и больше тем вечером не издал ни звука.
16
Новый король
От ран, полученных в поединке, Бьёрну стало совсем худо. Уже в первую ночь его охватила горячка, он метался в жару. Рана в боку опять закровоточила, и Эйстейну Кулаку пришлось распороть несколько стежков, чтобы кровь вытекала наружу. Сразу после этого Бьёрн забился в судороге и чуть не умер. Началось все со ступней, но вскоре каждая мышца его тела тряслась и выворачивалась. Подошел Асгейр Штаны, он обмолвился, что видал такое и раньше, и поделать с этим ничего нельзя.
Судороги не утихли и днем, и я не отходил от Бьёрна, пытаясь его успокоить. Но он вряд ли слышал меня. Время от времени он открывал глаза и смотрел в небо, но потом глаза у него закатывались, он ловил ртом воздух, а тело опять сотрясала дрожь. Казалось, будто его хватают невидимые руки.
Во время одного из таких приступов Бьёрн стал задыхаться. Изо рта пошла белая пена, он перевернулся на бок, руки и ноги тряслись, и к нему подошел Асгейр, он ударил его по спине и пояснил, что судороги дошли до легких. Помню, как я тогда закричал, я стоял на коленях, поддерживая руками голову своего брата, и кричал ему, что он должен дышать, ему нельзя умирать! Может, он расслышал мои слова, даже потерявшись в горячечном бреду и приступах дрожи, по крайней мере, он широко раскрыл рот и вздохнул. Тогда Асгейр опять положил его на спину. Пальцы и ступни Бьёрна еще несколько раз дергались, а потом он замер. После этого судороги не возвращались.
От Олава вестей не было, но я боялся, что он просто выжидает, хочет посмотреть, выживет ли Бьёрн или нет, а потом огласит над берегом смертный приговор и прикажет своим воинам схватить нас. Время от времени я взглядывал на его корабль, но не видел ни его, ни Сигурда. Роса я видел только один раз, он стоял на берегу, опираясь на палку, нога была перевязана какими-то тряпками. С ним был его брат и еще несколько мужчин, и Рос, обращаясь к ним, указывал на наш корабль. Я подозревал, что он подговаривает других убить меня и Бьёрна, как только представится такая возможность.
Я весь день просидел рядом с братом. Рагнар Кузнечный Молот сидел со мной, он сказал, чтобы я лег рядом с братом, чтобы согреть его, и, когда стемнело, я погрузился в беспокойный сон, а Рагнар сидел, держа на коленях топор, и смотрел в ночь. Я еще этого не знал, но Рагнар был прославленным воином, умевшим впадать в ярость берсерка. Если бы Рагнар не сторожил нас тогда ночами, Рос и его люди наверняка взобрались бы на борт и убили нас. Но они не осмелились напасть, видя, что Рагнар сидит на страже.
Два дня и три ночи я не отходил от Бьёрна. Олава и Сигурда было не видать, они оставались в усадьбе Хладир. Там Олав сидел на престоле Хакона ярла и долго беседовал с бондами Трёнделага. Орм Люргья, должно быть, уже видел себя новым ярлом всего Трёнделага, но передавали, что Олав не просто уговорил его отказаться от этих планов, дав ему еще денег, но и убедил его внушить своим самым преданным людям, что Норвегии необходим конунг. Тем временем Сигурд рассказывал трёндам, что Олав происходит от самого Харальда Прекрасноволосого. Бондам, в сущности, было безразлично происхождение Олава, гораздо больше их интересовало его серебро. Поэтому большую часть тех дней в усадьбе Хладир Олав провел подкупая сторонников, и, как рассказывали, на деньги он не скупился. Мало того. Он пообещал, что тому мужчине или той женщине, кто принесет ему голову ярла, он даст столько серебра, сколько весит этот человек.
На четвертый день мы вновь пустились в путь, но отплыли недалеко. По слухам, Олаву приснился сон: на пологой скале сидит и скулит собака, а поскольку недалеко от усадьбы ярла была именно такая скала, он решил, что ему грозит несчастье, если он и дальше будет здесь оставаться. Так что мы отплыли, прошли вдоль берега к заливу, в который впадает река Гаула, и пристали там к берегу. Мы едва успели поднять парус, как надо было вновь его убирать; от Хладира на севере нас отделяла всего лишь узкая полоска земли.
Прямо на берегу располагалась усадьба Римуль, которая считалась богатейшей усадьбой в Трёнделаге после Хладира. Здесь нам посулили и еду, и питье, ведь хозяин усадьбы давно находился в тени ярла и обитатели Римуля ненавидели его на протяжении нескольких поколений. Я так и не узнал, как звали здешнего бонда, мы, простые воины, звали его просто хозяин Римуля. Когда мы подплывали к берегу, он стоял на берегу со своими сыновьями и приветствовал нас.
Хозяин Римуля уже приготовился к пиру, и Олав разослал на корабли известия, кто пойдет с ним. От нашего корабля были званы Асгейр Штаны и Конь, но каково же было мое удивление, когда мне сказали, что я тоже должен пойти. Я никак не мог понять почему, но Асгейр объяснил, что Щенок, как сын оркнейского ярла, тоже приглашен, а каждый человек такого положения мог взять с собой в сопровождение одного воина, и Щенок выбрал меня.
Сначала я отказался, мне не хотелось покидать Бьёрна. Но Рагнар сел рядом с ним и сказал, что я должен пойти.