– Я не забыл.
Спать Илья лег рано, предварительно обмотав меч тряпицей, чтобы он не бросался в глаза.
Спалось плохо, мысли разные в голову лезли, правильно ли он поступил? Ведь волхв возглавлял мятеж, был как знамя. А как Илья утащил его, язычники сразу боевой дух растеряли. А с другой стороны, ну остался бы он – что произошло бы? Да жертв было бы больше, крови пролитой, ненависть между жителями в городе поселилась бы. Да и Макошь советовала ему именно так сделать, а ей с небес виднее. Нет, он все сделал правильно, и корить себя незачем. С этой мыслью он и уснул.
Встал с первым петушиным криком. И только уселся в трапезной завтракать, как увидел спускающегося по лестнице Бокуню.
– А я тебе в дверь стучу…
Они молча поели, и Бокуня ушел запрягать лошадь; Илья же поднялся к себе в комнату.
Голому собраться – только подпоясаться. Он оделся, закинул за спину пустой узелок. В трапезной купил в дорогу вареных яиц, хлеба, кусок сала, жареную курицу. Уже во дворе сунул в сани, под сено меч. Постороннему глазу меч не виден, а в случае нужды выхватить его можно быстро.
Выехали они с постоялого двора еще затемно и к городским воротам подъехали, когда их только открыли. С той стороны уже небольшая очередь из саней скопилась – селяне на торг продукты привезли. В санях громоздились прикрытые рогожей свиные туши, стояли деревянные бадейки с замерзшим молоком, мешки с зерном и мукой.
Из ворот Илья с Бокуней выехали без помех, никто не пытался чинить им препятствий, и Илья перевел дух, поскольку опасался – как бы прорываться не пришлось.
Когда уже отъехали изрядно, Бокуня спросил:
– Ты не мятежник ли?
– С чего так решил?
– Заметил я – на иконы в красному углу трапезной не крестишься, перед едой молитвы не читаешь. Опять же – меч носишь, а не дружинник княжеский. Да и приехал к началу мятежа, а как подавили его, сразу уезжать наладился.
Хм, в наблюдательности Бокуне не откажешь. Глаз острый, а ведь молчал до сих пор.
– Я ни в одного бога не верю – ни в Христа распятого, ни в древних, языческих.
– Во как! Ужель душа не просит?
– Молчит.
Они сами надолго замолчали.
Лошадка трусила рысью. Мороз помягчел, градусов десять. Солнце, снег искрится, под полозьями саней поскрипывает. Воздух чистый, свежий, не то что в городе, где сотни печных труб дымят.
Бокуня двигался одиночными санями, обоз поджидать не стал, потому как разочаровался в попутчиках, да на Илью надеялся.