— Думаю, да. Понятно, что с ним станется, если бывшие сотрудники заполучат его обратно. Не нам его судить.

— Мне он не нравится, — напрямую заявил Баум. И снова укрылся за облаком сигаретного дыма.

— А нам что, полагается любить майоров КГБ?

— К этому я испытываю неприязнь сверх обычного.

— О!

— И ты тоже?

Артур Уэддел уставился в свою кружку как бы в поисках вдохновения, но, ничего не обнаружив, только плечами пожал.

— Не могу сказать, что отношусь к нему иначе, чем к остальным. Но вот его жена… Она мне решительно не нравится.

Баум предпочел жену Котова не обсуждать.

— Вот ещё что, — вспомнил он. — Запись твоих с ним бесед. Что-то маловато для двух недель. Но, может, наши друзья из ДГСЕ их подсократили, прежде чем нам передать?

— Какие две недели? — удивился Уэддел.

— Сбежал он 15 декабря…

— Неверно.

— А передали его нам 29 декабря.

— Тоже неверно.

— Будь добр, уточни.

— Он позвонил нам прямо с улицы 2 декабря, ровно в четверть третьего. Париж — то есть ДГСЕ — мы известили через три дня, то есть пятого. Виссак явился на следующий день. Потом нас попросили ещё подержать Котова у себя, пока в Париже все к его приезду подготовят. Не очень деликатная просьба, но какие счеты между союзниками? Так что мы устроили супругов в одном загородном доме, а неделю спустя, 13 декабря Виссак позвонил, что его люди приедут через пару дней и заберут Котова. Что и было сделано, — заключил Артур Уэддел.

— Любопытно, — произнес Баум.

— Что именно?

— Все эти задержки. Выходит, к нам он попал спустя шесть недель после побега.