Книги

Явление Пророка

22
18
20
22
24
26
28
30

– А давай их поддержим. Сколько у тебя в городе евреев?

– Около восьмисот тысяч…

Кери усмехнулся:

– На выборах их голоса нам не помешают, верно? Ну-ка, дай мне телефон, – и, не прибегая к услугам секретарши, сам набрал семизначный номер: – Том Брокоу? Привет, это Хью Кери. Мы тут с Делаваллом смотрели твою передачу и решили поддержать борьбу наших евреев за советских евреев. Завтра можешь сказать в новостях, что мэр Нью-Йорка и губернатор штата объявляют месяц солидарности с «Узниками Сиона»…

В это время в Киеве было на восемь часов позже, конец рабочего дня. Сидя в своем кабинете, подполковник Ищенко включил, как обычно, «Спидолу», покрутил ручку настройки и сквозь хрип глушилок услышал знакомый напористый голос:

– Вы слушаете радиостанцию «Свобода», у микрофона Лев Ройтман. Борьба за право выезда советских евреев в Израиль становится главной политической темой даже в американских телевизионных… – (Хрип глушилок.) – …Си-би-эс показал, как организация «Студенческая борьба за советских евреев»… – (Хрип глушилок.) – …сорок две красные розы у ворот советской… – (Хрип глушилок.) – …А в Вашингтоне раввин Борух Левин, голодающий у ворот советского посольства, рассказал в программе «Good Morning, America!»… – (Хрип глушилок.) – …подполковник Виктор Ищенко ботинком давил его гениталии… – (Хрип глушилок.) – …В знак солидарности с женой киевского «узника Сиона», которая уже третью неделю… – (Хрип глушилок.)…

– Сссука! – Ищенко вскочил из-за стола и подошел к окну.

Там, за окном, на противоположной стороне заснеженной Владимирской улицы, стояла, как и прежде, Инна Левина с картонным плакатиком «Отпустите мужа».

– Бл…! – выдохнул Ищенко.

И двадцать минут спустя черная гэбэшная «Волга» промчалась по темной Быковне, со скрипом тормозов резко остановилась у «хрущевки» – пятиэтажки, в которой жили Левины. Ищенко стремительно вышел из машины, быстро поднялся по лестнице навстречу концерту для скрипки Иоганна Баха. Это в тесной гостиной левинской квартиры продолжала самостоятельно, без мамы, заниматься старательная Мариша. А на кухне Миша грыз мацу и, грея на газовой плите сковородку с гречневой кашей, учил иврит по новому, привезенному раввином Кацем, учебнику. Рядом с учебником стояла «Спидола», из нее, сквозь хрип глушилок, вещал всё тот же голос Ройтмана:

– Продолжается объявленный губернатором штата Нью-Йорк месяц солидарности с «Узниками Сиона»…

Громкий – кулаком – стук в дверь испугал детей.

– К-кто там? – осторожно спросил Миша.

– Откройте! Милиция!

Миша снял дверную цепочку, открыл замок.

Подполковник Ищенко ворвался в квартиру, услышал знакомый голос из «Спидолы» и в бешенстве швырнул «Спидолу» о стену.

– Вот вы чем занимаетесь! Значит, так, щенок! – сказал он Мише. – Слушай меня внимательно и запомни! Если ваша мать не прекратит голодовку, то тебя и твою сестру мы отдадим в детский дом!..

Мариша заплакала, но Ищенко не обратил на нее внимания.

– Это не всё! Запомните оба и передайте: если она не прекратит голодовку и связи с этими сраными «голосами», вашего отца расстреляют, как врага народа! А ее отправят в сумасшедший дом. Я это гарантирую! Ты понял?

Мариша уже рыдала в голос, у Миши тряслись губы, от нервного срыва он не мог произнести ни слова, но Ищенко схватил его за шиворот, встряхнул и потребовал: