– Помоги мне, Рьян! Пожалуйста! – взмолилась девка.

Молодец неловко похлопал ее по спине.

– Ну чего воешь? Обидел кто?

И подумал: «Ведьму поди обидь! Она сама кого хошь!»

Но это он мыслил так. Тело же реагировало по-своему. Кипятком поднялось из нутра проклятье, тянуло разом и разорвать первого, кто попадется, и лечь у ног лесовки, успокаивая мягким прикосновением. Ладонь метнулась к поясу – нащупать волшебный нож. Колдовства Рьян, конечно, страх как не любил, но нож держал при себе: мало ли что?

Йага же прильнула к нему и помалу затихла. Наконец стало можно разобрать слова:

– Матушка… Захворала она… Все зябла, зябла… А потом…

Мигом вспомнились черные пальцы старухи, седые космы, встающие дыбом. Не прошло просто так для Зорки колдовство.

– Это все я виновата. Не надо было в город ходить… Напугала ее…

Оно вроде и стоило бы рассказать, что бабка не от волнения слегла, а потому что силу свою темную не сдержала и напала на кого не надо. Но Рьян отчего-то молвил иное:

– Чем подсобить-то?

Пожалеет! Как пить дать пожалеет! Но если хорошо подумать, не мешало бы отдарить дочери леса за чародейский нож. Негоже в долгу у Безлюдья оставаться.

– Медуницы.

– Что такое?

– Медуницы, селение на той стороне леса. Меня одну они нипочем не пустят. Никак без тебя! А у них огонь-трава. Я росу с нее соберу на рассвете, отнесу матушке, нашепчу…

– Знать не желаю! – Еще и в колдовстве их поганом разбираться! – Я тебя провожу, а там сама делай, что надобно.

Йага так и просветлела! Вскинулась, и Рьян уж было решил, поцелует. Он бы ее оттолкнул, конечно. До сих пор корил себя, что сам не удержался. Ночью, когда он прильнул к ее губам, то не он вовсе был. То вело его проклятье, оно жарко кипело внутри и рвалось наружу. Теперь Рьян такого не позволит! Однако ж не отпустил. Так и стоял, закаменев, держа ведьму в объятиях. Прервал их грохот и тонкий мальчишеский вой, торопливо сменившийся взрослой руганью: не дело плакать девчонкой! Надобно встречать боль, как мужчина, – матом!

А случилось вот что: сивый лоточник раскачивал топорище, чая вытащить из стены, да каши мало ел, и силенок не хватало. Когда же наконец выдернул, не удержал и угодил обухом по пальцу на ноге. Катался в пыли, постанывал и поминал недобрым словом и того, кто топор в стену кинул, и того, кто вообще его придумал.

Йага поспешила к раненому. Нагнулась, убрала челку с чумазого лба.

– А еще б и добавить, чтоб не лез, куда не просили! – хмыкнул Рьян, вразвалочку приближаясь и подбирая злополучный топор.