Покинув ангар, корабль изящно развернулся и помчался вперед, стремительно наращивая скорость. Из дюз рвалось пламя, моторы ревели.

— Взлетаем!

Лейст потянул на себя штурвал, и корабль оторвался от земли.

— Я тут подумал, — сказал вдруг священник, — а нас не собьет ПВО?

— Корабль Гинопоса? Вряд ли.

Они переглянулись и вдруг расхохотались одновременно, давая выход невероятному напряжению. Небо быстро чернело, на нем появлялись звезды. Иргил оставался позади.

— Знаешь, — сказал священник, когда закончилась тряска, неизбежная при выходе из атмосферы, — я впервые вижу, чтобы кто-нибудь оказал такое сопротивление гинопосцу. Должно быть, ты хороший боец.

Лейст не ответил, сделав вид, что сосредоточился на управлении. Священник посмотрел на его отрешенное лицо и не стал задавать вопросов.

— Я осмотрю корабль, — сказал он, отстегнув ремень.

— Будьте осторожны, — отозвался Лейст.

— Вряд ли на борту еще кто-нибудь есть, они бы выскочили на драку.

— Я и не говорю, что кто-то есть. Я говорю: будьте осторожны.

Священник ушел, и Лейст, издав вздох облегчения, закрыл глаза. Корабль шел по курсу, приборы сканировали окружающее пространство — пока ничто не требовало вмешательства.

Все выстраивалось в почти мистическую цепочку, уводящую в далекое прошлое. Глаза той девочки, что колотила его возле трупа матери. Дерево у забора, которое по какому-то вопиющему недосмотру до сих пор не спилили. А теперь еще эти слова: «Ты хороший боец».

— Я не должен был быть бойцом, — прошептал Лейст.

Годами подавляемые воспоминания, прорвав плотины, рвались наружу. Боец… боец должен быть бесстрашным воином, а Лейст считал себя самым настоящим трусом. Ведь даже в десант он попал, спасаясь бегством от самого себя. Но убежать не получалось. Эти зеленые глаза, глядящие с жалостью и презрением, всплывали в памяти тем чаще, чем выше поднимался Лейст. Он стал лучшим, возглавил свое подразделение, но глаза преследовали его. Тогда он попытался укрыться на дне, но и там они жгли его душу. Из-за этих глаз Лейст и подписался на дело с Фаридом и Мазуром, а не ради денег. И что в итоге? Казалось, глаза смотрят на него с обзорного стекла, будто отражение…

Лейст почувствовал острое лезвие у своего горла.

— Одно движение — тебе конец, — прошелестел женский голос. — А теперь очень тихо расскажи мне: кто ты, что здесь делаешь, и куда мы летим.

Лейст сглотнул и поморщился, почувствовав, как под лезвием ходит кадык. Пожалуй, действительно хватит одного движения.