Точно. Взглянув на время, заметила, что уже пора менять артефакты.

Стянув ленту с волос, я сложила её в несколько раз и положила в ёмкость, достав вторую. Тем же способом повязала её на волосах и чуть успокоилась. Это дело сделано.

Помимо ленты, которую я только что туда поместила, в шкатулке был маленький мешочек и записка. Достав его и вытряхнув тонкую серебряную цепочку с застёжкой, я следом развернула письмо.

«Носить либо на руках под рукавами, либо на ноге, чтобы невозможно было увидеть. Носить дольше пяти часов нельзя, так как может блокировать второй поток, что приведёт к нарушению магической циркуляции и проблемам в будущем. Желательно снимать спустя четыре часа и ждать половину часа перед тем как надевать обратно. Будьте бдительны и осторожны. Д.В.»

Дочитав, я сразу же приподняла подол платья и нацепила тонкий браслет на ногу. Он слегка нагрелся и засветился, но под плотной тканью этого не было видно.

Все эти временные ограничения немного сбивали с толку, ведь надо было постоянно следить за временем но я решила чуть упростить себе задачу и выписала на отдельном листе время, когда надо будет снимать и надевать цепочку обратно. И заодно отметила время, когда следует менять ленту и убрала листок в дневник.

Так будет легче запомнить.

В тишине мы с Лорель заправили постель и немного прибрались. Когда всё было готово, она сказала:

— Сейчас будет завтрак, госпожа, и на нём будет присутствовать ваш дядюшка. Вы слышали, как я ему ответила, да?

Я кивнула.

— Вы тоже, если будет спрашивать, намекните, что юной госпоже не пристало о таком говорить. Если совсем прилипнет, то прямо скажите, что у вас началось женское недомогание, да так неожиданно, что вы не были к этому готовы. Вам-то можно ему врать, — она ободряюще улыбнулась, и я поняла, что была права. От этого всё внутри как-то сжалось. Лорель не могла ничего никому рассказать, в том числе о своей клятве, и при этом не могла ему лгать. И за нарушение ни много ни мало она поплатится жизнью! Как ей удалось сохранить рассудок, находясь в таком ужасном положении, в полной беспомощности и уязвимости?

Я подошла к ней и просто обняла. Она сильная, но мне всё равно так её жаль.

Лорель замерла, а потом раскрыла руки, окружая меня тёплыми объятиями. И в одном этом жесте, в том, как она крепко схватилась за меня, было всё объяснение: её единственной опорой была её названная дочь. Эмилия. Та, место которой я заняла.

— Прости, — прошептала я, не в силах повысить голос выше шёпота. Я просила прощения и за то, что той Эмилии больше нет, и за то, что ради неё она шла на такие жертвы, но всё было впустую. Но Лорель не поймёт ни одну из этих причин.

— Бросьте, — сказала она, гладя меня по волосам. — Что бы вам ни пришло сейчас в голову, забудьте об этом.

И я бы хотела забыть.

Но выбравшись из её объятий, я лишь сказала:

— Пора спускаться и повидать дядю.

Я невероятно чётко ощутила, каково это, когда кусок в горло не лезет. Дядя, вопреки ожиданиям оказавшийся низеньким толстым мужичком, торопливо ел свой завтрак, чавкая и причмокивая при этом, и совершенно не заботился о таких вещах как манеры или маломальские приличия. Это зрелище вызывало тошноту, поэтому я упорно смотрела в тарелку, не поднимая глаз.

Пусть думает, что это из-за чрезмерной послушности племянницы.