Моя мать помотала головой.
– А кто позаботится о тебе? Я не хочу, чтобы меня опекали.
После этого разговора я снова вывез ее на улицу, и мы провели остаток дня, наслаждаясь прекрасным вечером вместе. Моя мама подставляла лучам солнца свое лицо и выглядела совершенно беззаботной. Когда она потянулась за пачкой сигарет, я на мгновение растерялся.
– Ты уверена, что это нужно?
В плане здоровья курение для моей мамы уже не имело никакого значения, но тем не менее мне показалось, что это как-то неправильно.
– Ведь из-за этого все и началось! – добавил я расстроенно.
Мамуля не стала возражать, но на ее лицо легла глубокая тень разочарования. Моя сестра бросила на меня умоляющий взгляд. Ну ладно тебе, словно говорила она. Я ее хорошо понял. У моей мамы был такой хороший день, зачем мне его портить.
– Ой, да ладно, мам, что я такое говорю? Да покури, конечно, какая разница?
Она с удовольствием вытянула из пачки сигарету и смачно ее раскурила. Я часто вспоминаю тот момент и до сих пор очень благодарен своей сестре за то, что она тогда так на меня посмотрела. Я чуть не отказал матери в ее последней сигарете. Вечером мы распрощались, и я отправился в бар пропустить стаканчик-другой вторничного пива. По вторникам мы всегда встречаемся с соседями, традиция такая. Не успел я выпить пару радлеров[8], как мне на телефон пришло сообщение от сестры: «
Моя сестра жила всего в нескольких кварталах отсюда. Я резко вскочил и бросился бежать. Благодаря регулярным пробежкам я оказался достаточно натренированным, чтобы добежать до ее дома всего за несколько минут. Она была крайне взволнована.
– Маме становится хуже!
Мы запрыгнули в машину и помчались в больницу. Я не понимал, как такое могло быть! Мы виделись всего пару часов назад! И в тот момент она чувствовала себя хорошо! И к тому же у нас был такой замечательный день. Что же произошло? В хосписе нам посоветовали не заходить в комнату моей матери.
– Пусть лучше она не тратит лишних сил. Дайте ей поспать. Приходите завтра.
Мы замялись в нерешительности, но потом решили послушаться медсестру и вернулись домой, так и не увидевшись с мамой. На следующее утро у меня был запланирован крупный заказ. Я уже вызвал Уте и Торстена. В семь утра, еще до звонка будильника, я неожиданно проснулся.
– Мне очень жаль, – ответил на том конце провода дружелюбный голос, – ваша мама скончалась несколько минут назад.
У входа в мамину комнату мы поставили свечу и фигурку ангела. Моя сестра остановилась у двери, не решаясь войти внутрь. К этому времени я уже повидал какое-то количество трупов, но знал, что в данный момент ситуация была иной. И все же я просто не мог не увидеть ее вновь. Я вошел в комнату. Она лежала в гробу, гроб был установлен на кровати. Персонал хосписа подготовил мамулю для прощания, ей даже надели парик. Скулы на ее лице сильно ввалились, само лицо как-то заострилось. Я тронул ее за руку. Она была ледяной. Я смотрел на маму, и у меня не было никаких сомнений, что она мертва. И все же я не мог этого осознать. Все мое существо сопротивлялось принятию этой истины даже перед лицом явных и неоспоримых доказательств. Моя мать была мертва. Но почему именно сегодня? Рак уже не раз показывал свою силу и порой был более агрессивным, чем сейчас, но она держалась. Почему после этого прекрасного и спокойного дня? Что изменилось?
– Может, потому, что все было так хорошо, – сказала моя сестра, – ты же видел, в тот момент она была в мире с собой. Видимо, она решила, что это самое подходящее время для того, чтобы уйти.
Я часто видел, как родственники не могли зайти в комнату или даже в квартиру, где умер близкий человек. В этом, помимо навыков спецуборки, и заключалось мое главное отличие от других. Я заходил туда, куда никто не хотел входить. При этом я всегда считал, что хорошо понимаю этих родственников. Но только теперь, когда я испытал это на собственном опыте, я смог по-настоящему разделить их чувства. Прошел почти год, прежде чем я снова смог ступить на порог маминой квартиры.
Глава 21
Я долго думал, стоит ли рассказывать бабушке о смерти мамы. К тому времени Графиня уже находилась в очень плохом состоянии. Она совершенно перестала меня узнавать, максимум – могла иногда принять за дедушку Вилли. Скажи я ей о том, что ее дочери больше нет, она наверняка забыла бы об этом буквально через несколько секунд. Разве что неизгладимое ощущение горя, оставленное новостью, о которой бы она не помнила, продолжало бы разбивать ей сердце. Поэтому я решил ничего не сообщать. Просто потому, что вынести вид еще и ее горя я бы не смог. Я уже давно перешагнул границы своих возможностей. К сожалению, осознать то, что собственные ресурсы исчерпаны, получается только задним числом. И, как выясняется, границ у ресурсов на самом деле нет. Это чем-то напоминает лестницу, где в поле зрения всегда присутствует только следующая ступенька, и каждый раз, взбираясь на нее, человек думает лишь о следующем шаге. И вот, когда ты сделал по меньшей мере тысячу шагов и взобрался на очередную ступень, в голове остается лишь один вопрос: «Как, черт возьми, я сюда забрался?» Переживания за тех, кого любишь, делают нас особенно выносливыми, заставляя терпеть то, что до этого казалось невыносимым, и не сдаваться. За это время было несколько моментов, когда мне казалось, что бабушка вот-вот последует за мамой. Однажды она вдруг потеряла сознание и повалилась на пол. Я успел увидеть только белки ее закатившихся глаз и сразу же вызвал скорую. Однако через несколько секунд она, громко охнув, вдруг резко пришла в себя – будто Господь просто вытолкал ее обратно на землю. Она уставилась на меня в изумлении.