— Зорька моя, Зорька! — Да что ты будешь делать, так и заикой недолго остаться! До чего же крепок мужик русский, ничем его не угомонишь. Одна радость, от моих психонавтов внимание санитаров отвлекает. — Зорька!
Сглазил! Этот болезный своими воплями запустил цепную реакцию! Степан внезапно спрыгнул с кровати, вцепился в Вовку и принялся трясти, словно тряпичную куклу:
— Куда ты под колёса лезешь, чудило⁈ Жить надоело⁈ — Затем небрежным движением швырнул его к себе на кровать, и вначале более спокойным тоном скомандовал. — Сиди в кабине и держись! — А затем вообще доверительно, как подельнику и товарищу. — Сейчас силос развезем и калымить поедем! А что ночь, так я огород и без фар вспашу, за беленькую то!
Механизатор Степан получается, догадался я, интересная штука, эти таблетки! Надо тоже вырубить, пригодятся. Лишь бы в полный рост чудить не принялись, за мужиков я переживал, всё-таки уже не совсем чужие люди. Степан вон притих, вцепился в спинку кровати и с натугой её ворочает, не иначе — развез уже силос и по частным огородам поехал. Вовка тоже молчит, ухватился за другую спинку кровати и крепко держится, это он правильно, чтоб на ходу из кабины не выпасть! Главное, чтоб тихо и без агрессии!
Друг Вовки, Сенька — встал в угол и без остановки скребся в стены, по очереди, то справа, то слева, негромко причитая:
— Да как же так, нельзя же так, как выйти то⁈
Митяй доверительно склонился к тумбочке и с жаром её уговаривал, к счастью — вполголоса:
— В этот раз всё по другому будет, кореш, зуб даю! Ты чо, мне, Митяю, не веришь⁈
Больше всех порадовал Мишка, он сполз с кровати на пол, накинул на себя одеяло и лежал неподвижно, не издавая звуков. Я даже встал, дошел до него и потрогал — живой ли, притих так, как бы не задохнулся.
— Не надо! — Испуганно отозвался Мишка, живой значит!
— Зорька моя, Зорька! — Я чуть не присел, нельзя же так пугать! Минут десять ведь молчал, чо началось то? — Зорька!
Больше всех чудиков, собравшихся в нашей палате, мне понравился Мишка. Лежит молча, никого не трогает, а этим фиг его знает, какая моча в голову ударит в следующий момент. Что-то никакого желания засыпать рядом с такими пассажирами нет, сейчас у них одно на уме, через минуту другие глюки. Впрочем, есть идея, Сенька в углу вроде тоже смирный. Стащил с чужой кровати, не разбираясь чья это — одеяло, осторожно подкрался к скребущему в поисках выхода стены Сеньке и накрыл его. Как клетку с попугаем, и сразу же отскочил, мало ли, перемкнет ещё, парень он здоровый, мне с ним не справится.
А ведь работает! Сенька притих и осел на пол, словно суслик замер! Я обрадовался такому эффекту и не замедлил воспользоваться лайфхаком — всех накрыл поочерёдно, тишь и благодать настала! Ну почти, изредка что-то взбормотнут и опять замолкнут, жить можно! Словно камень с души упал, лишь бы санитары с обходом не заглянули, вот удивятся то — пять столбиков неподвижных замерло в палате, накрытых одеялом. Хотя нет, четыре, Мишка на полу лежит.
— Зорька моя, Зорька! Зорька!
Да ну на! У кого там в СССР секса не было⁈ Тут в отдельно взятой палате психоделическая революция, ладно хоть без свободной любви! Удостоверился, что мои сидят и лежат смирно, без всяких поползновений вырваться из коконов и закрыл глаза, надо спать, спокойной ночи, стала жизнь на день короче…
Глава 7
Глава 7.
— Вань, а Вань, скажи ещё раз⁈ — Пристает Митяй.
До утра они пришли в себя, разошлись по спальным местам и вчерашнее представление прошло мимо внимания санитаров. Ну мне не трудно повторить так понравившуюся Митяю фразу:
— Концепция умеренности вам чужда, Митяй!