— Ладно, — говорю я, доедая остатки печенья.
— Когда я вернусь, — продолжает он, — вы сможете рассказать о себе побольше. — Он морщит лоб, словно чем-то обеспокоен. — Вы ведь меня дождетесь, правда?
Затем он уходит. Мой желудок требует горячей пищи. Но что, если я права и он все же отправился за копами? У меня слегка кружится голова. Видимо, я все никак не отойду от сна на жесткой скамье. Хотя мне доводилось спать и в худших местах.
Я пытаюсь открыть дверь, откуда викарий принес печенье. Возможно, там есть еще. Но он ее запер.
И тут я замечаю маленькое пластиковое деревце под красно-синим витражным окном. На каждой ветке висят листочки с посланиями.
У меня замирает сердце. Почерк похож на детский.
Рядом стоит чаша с чистыми листочками бумаги и объявлением:
Я никогда раньше не делала ничего подобного — хотя у меня осталось смутное воспоминание, как я зажигала свечу за кое-кого, кого когда-то любила. Но из любопытства я читаю и другие послания.
Я беру листок бумаги, нацарапываю несколько полузабытых строчек и тоже вешаю его.
На нижней ветке есть еще одно послание.
Интересно, за что, думаю я. Внезапно мне становится не по себе. Я должна поскорей выбраться отсюда.
Затем я слышу голоса. Викарий вернулся с полицией! Стоило смотаться, пока была возможность.
Тяжелая дверь распахивается настежь, врезавшись в стену. Эхо удара прокатывается по помещению, отражаясь от потолочных балок. Это компания молодых парней, лица у всех прикрыты капюшонами толстовок. Я прячусь в угол — между деревом с молитвами и органом. Отсюда я не могу их видеть, но слышу все очень хорошо.
— Где, говоришь, он стоит? — спрашивает один из голосов. Грубый. Страшный.
Я еще сильнее вжимаюсь в угол.
— Вон там. — Другой голос. Более вежливый. — Но я говорю — лучше не следует так…
Раздается резкий звук — будто кто-то крушит что-то палкой или куском арматуры. Отлетевшая деревянная щепка приземляется возле моих ног.