Голос мужчины звучал безразлично и холодно. Сам хозяин башни стоял передо мной, сложив руки за спиной и направив невидящий взор вдаль.
— Так хотел, так страстно желал, чтобы ты испытала всё то, что чувствовал это тысячелетие я. Чтобы ты задавала себе вопрос: “За что?”. Чтобы ты не находила на него ответа. Чтобы ты чувствовала себя преданной и обманутой. Чтобы твою любовь растоптали, а брошенный тобою к ногам любимого мир, оплевали. Чтобы тебе хотелось выть диким зверем и снова, и снова не понимать, что сделано не так, что самый близкий человек предал, — выражение лица мужчины было безжизненным, а каждое слово звучало хлёсткой пощёчиной. — Я когда-то ждал твоей любви. Терпеливо, снисходительно… принимая все твои капризы. Я разрешал тебе всё, даже спорить со мной. У тебя было всё! Всё, Тая! И моя безграничная любовь в придачу. А ты выбросила её, не особо над ценностью дара задумываясь. Ты пыталась убить меня. Не помнишь? Ничего, — снова протянул он руку вперёд и ветер послушно прошептал: “Воспоминания возвращаются” — Ты предала меня. Меня! Своего супруга, человека, любившего тебя безгранично. Я готов был отказаться от всех своих грандиозных планов ради тебя… из-за тебя. Потому, что ты считала, что я не прав. Я так верил в твою чистоту и идеализм, что захотел быть достойным тебя… Порадовать своим решением тебя… — мужчина опустил руку и продолжил безжизненным голосом. — Каким же ударом было для меня узнать, что ты участвуешь в заговоре против меня, Тая! Не знаю, что пообещала тебе за мою смерть Богиня Майя… Надеюсь, ты хотя бы дорого продала меня и мою любовь, дорогая супруга, — слова снова сочились ядом, но в ушах шумело, и подобные нюансы отмечались мной как-то вскользь и внимание на них надолго не заострялось. — В тот момент, когда я узнал… Что ты предала. Что Майя хочет моей смерти. Что Ильяс помогал… Я поклялся отомстить. Ей, тебе, Ильясу. И я поменял планы, любимая, — это слово прозвучало жуткой насмешкой надо мной. — Подготовил жертвы, назначил дату проведения ритуала. И ждал, ждал, ждал, когда же ты одумаешься, когда ты поймёшь… Но ты, не колеблясь, стоило мне повернуться к тебе спиной, воткнула мне в неё нож. Наверное, ты была очень разочарована, когда не удалось меня убить. Защита, совершенная защита, спасла мне жизнь и вернула твой подлый удар тебе. Ты хотела убить меня, но умерла сама. Спасти я тебя не успел, увы. Я до последнего верил, ты не сможешь предать… А ты предала, и ушла за грань. За твоё возвращение из мира мертвых Ильяс и Майя стребовали с меня клятву и заставили заплатить. О, да! — в голосе мага зазвучала горечь. — Цена была неподъёмной. Но я и это стерпел… Стать слепцом… Но… Лишь бы отомстить. Лишь бы ты вернулась и смогла понять, как дорого обходится предательство. Эти двое, двое захудалых божков… хотели, чтобы я пообещал больше никогда не рваться к власти. Я дал слово! Но что значит слово, данное предателям? Ничего! Гораздо серьёзней я отнёсся к тому условию-ограничению, что внёс в текст клятвы мысленно, когда её проговаривал вслух. Не мешать им жить ровно до того момента, как вернёшься ты. И ты вернулась. А я не знал. Майя и Иляс подозревали о том, что твоё возвращение может развязать мне руки. Богиня прятала тебя. Хорошо прятала. Сам найти я тебя не смог. А ты взяла, и сама пришла ко мне. Вопреки воле Богов. Вопреки всей защите Богини Майи. Моя помощь Ведающим, которую я оказывал с прицелом на будущее, принесла свои плоды. Ты пришла за помощью, как и все они, приверженцы Майи приходили. Я не поверил своему магическому зрению, когда понял, кто явился в расставленную ловушку… — Даэн помолчал, раздумывая, а потом продолжил говорить. — Для каждого из участников той давней истории я придумал свое наказание. Поверженные Боги будут наблюдать гибель привычного им мира и мое становление как Бога. То же самое будешь видеть и ты. Ты была такой идеалисткой, Тая! Верила в добро и справедливость! Так испытай теперь справедливое наказание на себе! А заодно понаблюдай за тем, как я осуществлю самый худший сценарий переделки мира, тот, в который верила ты, считая меня самим злом, не способным безболезненно для людишек решить такое дело. А ещё ты будешь каждый день чувствовать вкус предательства и моего к тебе презрения. Я ненавижу тебя, моя восхитительная супруга! Ненавижу! И мой приговор будет таков. Ты не сможешь избавиться от любви, которую я внушил тебе. Ты вернешься к князю, я обещал ему тебя как награду. Выйдешь за него замуж и родишь ему детей. И будешь мучиться каждый день своей короткой жизни. Вспоминать и понимать, что потеряла, и что могло бы быть твоим… Всё совершённое тобой вернется тебе сторицей, — Колдун повернулся ко мне лицом и ровно спросил: — Хочешь что-нибудь спросить или сказать напоследок?
Не осознала ничего из того, что он сказал, кроме того что он меня использовал ради мести кому-то из прошлого, что внушил мне чувство любви, что ненавидит меня. Смотрела на него и не видела, в ушах шумело и всё услышанное никак не укладывалось в голове. Мне требовалось время, чтобы осознать произошедшее. Но уже сейчас я чувствовала, как сердце разрывается от боли, как спирает дыхание в зобу, как глаза жгут не пролитые слёзы. Не в состоянии была писать ответ, так как не расслышала вопроса. Табличка и мел выпали из ослабевших пальцев, ноги подогнулись, и я опустила на колени, не видя ничего вокруг. Закрыла лицо ладонями, чувствуя как первые капли дождя стекли по пальцам. Гроза разбушевалась, и скоро безумный ливень хлестал по волосам и коже, прокладывал тёмные дорожки на одежде. Когда отняла руки от лица, увидела, что нахожусь на крыше одна. Колдуна и след простыл. Всё на что осталось сил, это лечь на мокрую и скользкую поверхность, свернуться калачиком и бездумно смотреть на тёмное, неприветливое небо. Так хотелось умереть и никогда больше не видеть этот мир.
Князь
Алинэя, как только всадники отъехали от домика, решительно затворила дверь и повернулась к наставнице. Та стояла, прислонившись к стене, и зажимала рукой порез на шее. Кровь крупными каплями стекала по коже, пачкая поношенную тунику Ведающей. Ученица твёрдо подхватила женщину под руку и повела в комнату. Там, легким нажимом на плечи, заставила сесть и склонилась над Оитлорой. Протянула руки с уверенным видом, хоть и не чувствовала себя так. Лечение пореза потребовало времени. Неопытность сказывалась.
Руки после лечения у девушки дрожали, но завершать на этом дело она не собиралась. Пока не заварила отваров для наставницы и друга, не успокоилась. И только после того как напоила обоих, обессилено рухнула на лавку. Бабуля-хозяйка тихой мышкой следила из угла за всеми передвижениями гостей, но высовывать нос из него не решалась.
— Тебе нужно уходить, — прикрыв глаза, прошептала Оитлора, голос не слушался её. — Пока он охрану у дома не выставил. Уйдёшь во время дождя, следов не останется. Не сможет тебя найти.
Девушка отрицательно помотала головой, не собираясь соглашаться с наставницей.
— Нам он ничего не сделает. Прошёл у него запал и злость прошла. Понимает, что если со мной или с кем-либо ещё из невинных людей из-за его ярости что-то случится, не простишь. Сдержится. Не тронет никого. А тебе уходить надо. Чем дальше ты будешь от него, тем быстрее он забудет о тебе. Иначе так и будет всю жизнь тебя преследовать. Хозяюшка, — обратилась она к бабуле. — Есть что в дорогу собрать? Моей воспитаннице понадобится еда на первое время.
Бабушка поднялась с лавки в углу и прошамкала:
— Соберу, всё соберу.
— Ты только покажи где, она сама сложит. Действовать надо быстро. Промедление может дорого нам встать. Пока Лина рядом, князь не слышит глас разума. Единственное спасение и для неё и для деревни — побег.
Девушка поднялась с лавки, собираясь привлечь внимание наставницы и дать ей понять, что не согласна с этим решением, но Оитлора её опередила, повернулась и сказала:
— Послушай более умудренного опытом человека, дочка. Так будет правильно. Иди за хозяйкой, возьми, что даст и уходи. Чем быстрее ты это сделаешь, тем будет лучше. Не думай, что гоню. Но иного выхода нет. Если останешься, навредишь и Уитту. Если князь увидит тебя рядом с молодым, пусть и больным парнем, которого видел ранее в замке твоего отца… А он ведь видел, верно? Ревность страшное чувство, способное толкнуть на бесчестные поступки.
Закусив губу и сглотнув навернувшиеся слёзы, Алинэя шагнула следом за бабулей, которая как раз поднимала половики, скрывавшие дверцу в погреб. Помогла хозяйке и спустилась в погребок вслед за ней. Оитлора скинула в люк сумку, сопроводив это движение словами:
— Так быстрее будет.
Скоро девушка обнимала наставницу и целовала её на прощание. Сердце болело за близких и дорогих ей людей, но умом она понимала, что лучше поверить опыту старшей Ведающей и более не искушать судьбу. Накинула плащ поверх туники Ведающей, отданной ей Оитлорой и скользнула за дверь. Огляделась, не увидела никого и направилась сквозь сплошную пелену дождя к лесу. В том направлении, куда она собиралась идти, по словам хозяйки-бабули, должна быть тропка, придерживаясь её, можно было выйти в соседнюю деревушку. А там отдохнуть немного и далее в путь, к подруге Оитлоры — Ведающей, которая по письму, написанному давней знакомой, возьмёт под крыло юное дарование.
И не видела Алинэя того, как прятавшийся в тени сарая мужчина выбежал из-под прикрытия под дождь, собираясь окликнуть беглянку. Но передумал, остался на месте, с отчаянием глядя ей вслед. Голубые глаза горели болью и пониманием, что, возможно, пути с любимой больше никогда не пересекутся. Но князь решил всё-таки отпустить дочь соратника по набегу. До сих пор болела душа от того взгляда, которым она наградила его недавно. Так же он понимал, что не сможет видеть презрение и ненависть в глазах жены и понимать, что живет она с ним по необходимости, а не по любви. Ему оставалось только смириться и снова, и снова гадать, что же было сделано не так, раз не удалось завоевать уважение и любовь такой девушки как Алинэя.
Награда
Порыв ветра поднял меня с крыши, закружил в потоке воздуха до дурнотного состояния, обсушил и бросил на пол. Привстала и увидела, как князь Оттар подымается из-за стола, не веря своим глазам. Я находилась в до боли знакомом зале, там, где князь Ливенийский прилюдно убил свою жену и приказал запороть её любовника до смерти. Безразличным взглядом обвела помещение и остановилась на лице мужчины. Он хмурился и молчал.