Тогрул Булак, все еще находившийся у ворот цитадели, сказал: «О, эмир, входи же и будь моим гостем, я принимаю тебя как такового». Я ответил: «Эй, Тогрул Булак, у меня дела в этом городе, они зовут меня и я не могу принять твое приглашение. Сейчас мои воины вступят в цитадель, тебя и твою семью они не тронут. Тебе не разрешается покидать цитадель, разве что когда я сам приму решение об этом». К полудню весь Халеб принадлежал нам. Я совершил омовение и намаз в большой мечети того города, после чего ко мне подошел имам мечети. То был седобородый мужчина, со светлым лицом и мягким взором, что свидетельствовало о чистоте его души. Он сказал мне по-арабски: «О, великий эмир, видя, как ты совершаешь намаз, я понял, что ты мусульманин, поэтому будь же великодушен по отношению к мусульманам».

Я ответил: «Никому из мусульман я не причинял обиды, если они не стремились обидеть меня, сопротивляться мне. В этих случаях я поступаю в соответствии в велениями шариата. Жители этого города оказали мне сопротивление, они должны искупить свою вину, их имущество станет добычей воинов, а молодые мужчины и женщины станут пленниками».

Имам пятничной мечети, которого звали Файз-уд-дин Амели, сказал: «О, великий эмир, люди этого города не хотели оказывать сопротивления, но когда Тогрул Булак запер ворота и решил воевать, они не в силах были удержать его от этого. О, великий эмир, если ты правитель города и решил воевать с другим правителем, пришедшим из чужих земель, разве в состоянии будут твои подданные противиться такому твоему решению? Жители Халеба, таким же образом, не были в силах поступить против воли своего правителя, если бы не это, им и в голову не пришло бы противостоять завоевателю Вселенной Амиру Тимуру Гурагану… прояви же великодушие и прости их… если тебе нужна добыча — направь войско в земли неверных-кафиров и возьми там всё золото и драгоценности, что копились в течении двух тысячелетий».

Я ответил: «Эй, Файз-уд-дин Амели, что ты имеешь в виду под землями неверных?» Имам ответил: «Я имею в виду Византию, жители которой — кафиры».

{Пояснение — название Стамбул, столицы османского государства еще не появилось в те времена, когда тот город называли Византией. Правильным названием было «Бизанс», простой народ произносил его как «Бизанти» или «Бизан». Название «Стамбул» появилось полвека спустя после Тимурленга, в результате завоевательного похода на Византию султана Махмуда Фатеха (Победителя) османского правителя — Марсель Брион.)

Я спросил, бывал ли он в Византии. Он ответил: «О великий эмир, однажды я был там, тот город столь огромен, что десять таких городов, как Халеб могут поместиться в нем. В нем столько богатств, что хватит и на тысячу Гарунов-ар-Рашидов, два тысячелетия копятся в нем различные богатства, его жители столь богаты, что даже грузчики и носильщики там пьют и едят из золотой и серебряной посуды.

(Пояснение — Файз-уд-дин Амели, вероятно, преувеличивал без всякой задней мысли. Население города, который спустя полвека назвали Стамбулом, действительно было богатым, но не до такой степени — Марсель Брион).

«Если завоюешь Византию, то окажешь услугу исламской вере, все его неверные жители станут мусульманами, ты захватишь столько золота и серебра, что твои потомки тысячу лет могут расходовать его и ему не будет конца». Я сказал: «Я слышал о Византии, город расположен на берегу моря». Имам ответил: «Да, это так, и корабли со всего мира приплывают туда и если будешь там, увидишь, что их не счесть». Я спросил, как зовут тамошнего правителя. Он ответил: «Билахарна» (имам ошибался и ввел в заблуждение Амира Тимура, то было название дворца-резиденции правителей Византии, подобно тому как сегодня резиденцию президента Франции называют Елисейским дворцом, что вовсе не означает имени самого французского главы государства — Марсель Брион).

Я спросил, как далеко отсюда до Византии. Файз-уд-дин Амели ответил: «Путь в Византию далек, но не для эмира, подобного тебе, дошедшего до здешних мест от самого Самарканда, однако на твоем пути находится страна Рум (современная Турция), вначале тебе предстоит пройти по ней, чтобы попасть в Византию. В день, когда завоюешь Византию и все ее жители станут мусульманами, ты станешь правителем Вселенной, кроме тебя не останется в ней никакого другого правителя». Я спросил: «Окружена ли Византия крепостной стеной?»

Имам ответил: «Она имеет тройную стену, все они из камня, пройдя одну, оказываешься перед следующей, кроме того, она окружена водой, которую должен преодолеть всякий, кто намерен захватить Византию».

Я сказал: «О, священнослужитель, меня ждут дела и я не могу далее беседовать с тобой. Ради тебя я воздержусь от разграбления домов и имущества Халеба, пленения его жителей. Однако они должны будут оплатить часть расходов, связанных с пребыванием здесь моего войска, оставшаяся часть будет обеспечена в счет казны Тогрул Булака». Имам спросил: «О, эмир, как ты намерен поступить с ним?» Я ответил: «Воздержусь от его казни, однако заберу его имущество, ибо он посмел воевать со мной». Имам сказал: «О, эмир, определи сумму, что должны выплатить жители Халеба для содержания твоего войска, чтобы я мог организовать ее сбор и пусть твои воины не обращаются сами за этим к населению».

Я сказал: «Жители Халеба должны дать мне пятьсот тысяч мискалей золота или нечто равное той цене». Имам сказал: «О, великий эмир, у жителей Халеба нет таких богатств, они не смогут собрать денег или имущества в размере пятисот тысяч мискалей золота, ты подумал насколько огромна та сумма?»

Я сказал: «О, добронравный, задумывался ли ты о том, во что обошлось мне сражение в Халебе и подумал ли о том, сколько тысяч моих воинов погибли здесь? Знаешь ли ты, что за каждого погибшего воина я должен платить возмещение его родным? Если бы население этого города не вздумало воевать со мной, и мои воины не гибли, мне бы не пришлось платить их семьям». Старик поник головою, сказав: «Я постараюсь собрать деньги из расчёта каждого жителя и потребую, чтобы зажиточная часть населения оплатила долю неимущих».

Я покинул пятничную мечеть и занялся делами, обычными для любого командующего войском, которое, победив в битве захватило город. В тот день я конфисковал всю казну и имущество Тогрула Булака и по моему указу войско вышло за черту города, осталась лишь часть, необходимая для надзора за порядком. Файз-уд-дин Амели собирал деньги и ценности от жителей у себя в соборной мечети и передавал их моим людям под расписку, чтобы не возникло ошибок при подсчете, это заняло целых пять дней, но больше чем четыреста тысяч динаров не удалось собрать.

Собрав ту дань, я пригласил имама на угощение ипосле трапезы он стал рассказывать о прекрасном климате города Дамаск. (Лонгелье, историк и переводчик французского издания мемуаров Тимурленга пишет, что Файз-уд-Дин Амели намеренно завёл беседу о Дамаске, дабы удалить Тимурленга от Халеба и направить его устремления на Дамаск — Марсель Брион)

Он сказал: «О, эмир, в мире нет города, где весна была бы столь же прекрасна, как в Дамаске. Когда от месяца Хамаль остается пятнадцать дней, воздух там насыщен ароматом цветов, выйдя за город, ты увидишь вокруг зелень и цветы, услышишь пение птиц. Через Дамаск протекает река Барда и по обоим ее берегам ты увидишь бесчисленное количество цветов, белых и красных украшающих ветви миндальных, вишневых, абрикосовых и персиковых деревьев». Я спросил: «Разве Дамаск не меньший по размеру, чем Халеб?» Он ответил: «Да, о эмир, он меньше, но очень красив, и если весной ты глянешь на него с вершины холма, будто россыпь драгоценных камней предстанет перед тобою в зелени его садов. Те драгоценные камни — это изразцы его дворцов и мечетей».

Я сказал: «О, шейх, слышал я, что жители Дамаска — христиане — «нэсрани»?» Имам ответил: «Да, о эмир, пророк Павел еще за пятьсот лет до хиджры нашего пророка, пришел в Дамаск и построив там церковь, распространил христианство среди его жителей (пророк Павел — это тот, кого христиане называют «святым Павлом», в первом веке от Рождества пришел в Дамаск и призвал его жителей принять христианство. «Нэсрани» — так мусульмане называют христиан, потому что их пророк Иисус вырос в городе Насара (Назарет), что в Палестине и потому его называли назаретянин — «нэсрани» — Марсель Брион) и та церковь была первой среди тех, которую мусульмане превратили в исламскую мечеть».

Я спросил: «Когда мусульмане преобразовали в мечеть ту церковь?» Шейх Файз-уд-дин Амели ответил: «Спустя семнадцать лет после хиджры нашего пророка (да благословит Аллах его и его род), Умар аль-Хаттаб, второй халиф, решил завоевать Шам и направил туда войско во главе с Умаром Ваъасом, который взял Дамаск, после чего он отправил послание халифу, приглашая его прибыть туда. В день, когда второй халиф должен был вступить в Дамаск, вся местная знать во главе с Умаром Ваъасом вышла ему навстречу, чтобы торжественно приветствовать его. Каково было их удивление, когда они не обнаружили ничего похожего на пышную свиту, вместо неё они увидели некоего чернолицего человека верхом на верблюде, которого тащил за повод второй человек, высокий ростом и белолицый. Умар Ваъас молвил: «Прибыл халиф всех мусульман». Знатные люди Дамаска в ужасе воспрошали: «Халиф — это тот чернолицый, что верхом на верблюде?» Умар Ваъас ответил: «Нет, то его слуга, халиф — это тот, который тащит за повод верблюда». Удивление дамаскской знати возросло еще больше и они сказали: «Что это за владыка, который сам шествует пешком, а слуга его восседает на верблюде?» Умар Ваъас пояснил: «В исламской вере все являются равными, нет разницы между белокожим и чернокожим, господином и слугой, и халиф, как правило, чтобы соблюсти равенство и справедливость, проехав фарсанг на верблюде, которого тащит за повод слуга, следующий фарсанг сам тащит за повод верблюда, посадив на него слугу».

Знатные люди Дамаска сказали: «Вера, в которой до такой степени царят равенство и справедливость, является истинной». И там же стали мусульманами. Второй халиф, вступив в Дамаск, прошел к церкви, что была основана пророком Павлом и молвил: «Именем Аллаха, эта церковь с нынешнего дня станет мечетью,» и ступив в церковь, обратил лицо в сторону Каабы, присутствующие мусульмане последовали его примеру и совершили намаз. Таким образом, дамасская церковь являлась первой церковью, преобразованной в мечеть и в ней мусульмане впервые совершили общий намаз».

Я спросил: «Та церковь, что была преобразована в мечеть, сохранилась и поныне?» Шейх Файз-уд-дин Амели ответил: «Да, о эмир, но здание то сильно изменило свой облик. После того, как Дамаск стал столицей хапифов-омейядов, они расширили ту церковь, выкупили расположенные рядом с ней жилые дома, снесли их, чтобы халиф совершил первый намаз и та мечеть и поныне называется мечетью Умара».