Я прочитал полуденный намаз, после чего приказал начать штурм. Мои воины получив приказ, установили лестницы и начали взбираться по ним на стены. Вскоре они были наверху и я ожидал, что вот-вот появятся скрывавшиеся до это мужчины-воины и преградят путь нашим, однако мужчины так и не появились, а женщины до того видневшиеся на гребне, вовсе исчезли спустившись вниз, внутрь крепости.

Каждый из участников того штурма, предупрежденный военачальником, ежеминутно ожидал подвоха со стороны осажденных. Поэтому, перевалив через гребень стены, они с опаской вступали внутрь крепости. Сам я, чтобы лучше видеть обстановку внутри крепости, перейдя ров, поднялся по лестнице на гребень стены. Я увидел, что дома расположены посреди крепости, что между теми домами и стеной имеется пустое пространство. Я заметил, что насчитывается восемь таких пустых пространств и расположены они во всех направлениях. И наши воины, чтобы достичь тех домов, неизбежно должны были пересечь их. Те пространства кишели змеями, некоторые ползли к крепостной стене и поскольку она была отвесной, они срывались с нее вниз.

По ту сторону от змей виднелись группы женщин с короткими палками в руках. На концах тех палок были закреплены алые лоскуты ткани, женщины трясли ими, что-то при этом выкрикивая. Среди их выкриков можно было различить слова: «Джумба…Джумба…Джумба…», похоже было, что они пребывают в некоем трансе. Опять же не видя мужчин, я подозвал толмача и велел ему спросить тех женщин, где их мужчины? Толмач прокричал мой вопрос, затем перевел ответ тех женщин о том, что у них нет мужчин.

Я велел толмачу спросить, как же эти женщины живут в той крепости совершенно без мужчин. Толмач, переговорив с ними, перевел, что они происходят из рода брахманов и до самой смерти несут обет безбрачия. Я потребовал, чтобы толмач спросил их, неужели они, подобно некоторым женщинам-христианкам не живут в миру? Вновь переговорив с ними, толмач перевел, что те женщины посвятив себя Вишну (одно из трех божеств индуисткого пантеона — Марсель Брион), живут в той крепости, не имея мужей.

До того дня я не знал, что жители Хиндустана делятся на пять каст, каждая из которых отделена от другой и что они расположены по старшинству. Высшей кастой являются брахманы, их женщины не живут в суетном мире. Низшей кастой являются парии, которых представители остальных каст считают нечистыми и не общаются с ними, не едят вместе с ними, а если случайно коснутся их, то должны совершать омовение подобное тому, что совершаем мы, мусульмане, считающееся обязательным в определенных случаях. Через толмача я спросил тех женщин, не они ли напустили на нас тех змей? Их ответ был утвердительным. На мой вопрос, зачем они сделали это, те ответили, чтобы помешать вам войти в эту крепость. Несмотря на кишевшие клубки змей, тем не менее видя отсутствие воинов-мужчин, я понял, что вскоре мы овладеем той крепостью. Через толмача я передал, что несмотря на то, что именно они напустили змей на мое войско, часть которого пострадала от укусов, я не собираюсь сражаться с кучкой женщин. Я велел передать им так же, если они отзовут своих змей и отошлют их в свои гнезда, добровольно сдадут крепость, я прощу им их вину и хоть разрушу крепость, все же не отдам их на потребу своим воинам. В случае же их отказа, учитывая, что они язычники-кафиры, против которых следует вести священную войну, отдам их после захвата крепости в распоряжение своих воинов. Женщины не приняли ни одного из тех условий и продолжали сопротивляться. Я мог бы отправить вниз факельщиков, чтобы разогнав змей, те открыли ворота крепости для вхождения войска, однако понимал, что как только они ступят на землю, их атакуют гады. Я на себе испытал, что скорость нападающей змеи «кябчэ» стремительнее чем миг, необходимый для того, чтобы моргнуть глазом.

Какой бы скоростью не обладали факельщики, они не сумеют уберечься от змеиного укуса стоило им только ступить на землю, кроме того огонь факелов при дневном свете не столь ярок и змеи могли не испугаться его и не бежать и нам пришлось бы пускать в ход сабли и секиры, при этом неизбежно погибло бы немало моих воинов. Поэтому я велел своим набить мешочки порохом, снабдить фитилями, поджечь их и бросать в кишащее месиво змей и очистив от них таким образом пространство, спускаться вниз и затем открыть ближайшие ворота, чтобы могло войти войско.

С первыми же взрывами пороха, разрывавшегося среди змей, поднялся вопль тех женщин, размахивавших красными лоскутами ткани. Они не могли предусмотреть способа, с помощью которого мы умудримся уничтожить их змей, чтобы распахнуть ворота крепости перед основным войском.

Чем больше змей мы уничтожали, тем больше нарастал визг женщин. Мои воины устремились со стен вниз, открыли одни, затем все остальные ворота. И с того часа наша победа была предрешена. До захода солнца всех женщин переловили и вывели за пределы крепости.

Нескольких из них, по виду старших, я велел привести к себе. Их я спросил, что означали эти короткие палки с кусками алой ткани, укрепленной на их концах, которыми они трясли. Женщины ответили, что тем способом они побуждали змей к нападению, потому, что змеи не слышат людских голосов, однако различают красный цвет и понимают, что он означает. В тот день я впервые услышал из уст тех женщин — змееловов, что змеи не слышат людского голоса (змеи лишены слуха и поэтому не слышат никаких звуков, тогда как в старину люди об этом не знали. — Марсель Брион).

Я спросил женщин, что побуждало их заниматься змееловством. Женщины сказали, что они не занимаются ловлей змей, змеи всего лишь средство для защиты крепости, благодаря именно их присутствию, никому до тех пор не удавалось захватить крепость. Все, кто пытался напасть на нее, терпел поражение и уходил прочь и только мне удалось ее захватить. Из объяснений женщин я понял, что в крепости имеются огромные гнезда (питомники), длиной в тридцать и шириной в тридцать заръов, в которых содержались змеи породы «кябчэ» и всякий раз, когда крепости Джумба грозило нападение, змей ночью выпускали наружу, чтобы те покусали чужеземных воинов. Как правило, такого ночного нашествия множества змей обычно бывало достаточно, чтобы вражеское войско бежало без оглядки из тех мест.

Я спросил женщин, есть ли все еще змеи в тех гнездах. Они ответили, что к началу нашего штурма они вывели всех тварей ради того, чтобы не дать моим воинам сойти со стен вниз, однако возможно часть змей, будучи напуганными, вернулись в свои гнезда. Военачальникам я велел, чтобы никто из воинов в ту ночь не оставался в пределах крепости, ибо все еше существовала опасность укусов со стороны змей. Всех женщин, выведенных из замка я велел в ту же ночь передать воинам и зажечь костры по всей окружности лагеря, чтобы избежать нападения змей, как это случилось в предыдущую ночь. Однако до самого утра в лагере царила тишина, и никто не пострадал от змеиных укусов.

Вокруг крепости Джумба не было населения, которое мы могли бы привлечь для разрушения крепости. Поэтому я велел дать кирки и лопаты самим тем женщинам-индускам, чтобы они собственными руками разрушили гнезда — питомники, где выращивали змей, дома внутри и саму стену той крепости. Я не мог оставаться в Джумбе и ждать конца тех работ, мне необходимо было попасть в Дели до начала сезона дождей, поэтому я оставил в Джумбе отряд своих воинов. Тех, из укушенных змеями, в отношении которых была надежда на выздоровление усадили на крупы коней за спиной здоровых воинов, остальных оставили в Джумбе долечиваться. Женщин-индусок я передал в распоряжение остающегося отряда, чтобы его воины, после того как пленницы закончат работу по разрушению крепости, поступили с ними по своему собственному усмотрению.

После взятия Джумбы, других препятствий по пути в Дели не оставалось и я мог в кратчайшее время достичь того города. Вали-уль-Мульк рассказывал, что крепостные стены Дели сложены из камня и обнесены широким и глубоким рвом, он так же говорил, что правитель Дели, человек могущественный, обладающий несметным количеством золота и драгоценностей, может собрать войско, численностью в целый курур (т. е. пятьсот тысяч) человек. Эбдал Гильзайи, правитель Гура, что был со мной, говорил, что в его стране ходили легенды о том, что в Дели построено три крепостных вала, первый из которых был высотой в сорок, второй в тридцать заръов, а третий имел высоту в двадцать заръов и если чужеземному войску и удавалось одолеть первую, оно неизбежно застревало перед второй и третьей стены.

Я спросил, каково сегодняшнее состояние делийской стены. Эбдал Гильзайи ответил, что не располагает достоверными сведениями о сегодняшнем состоянии той стены, однако слышал, что построенная из камня, делийская стена весьма прочна и он не сомневается в том, что она устоит перед нашими пороховыми зарядами. Через два дня, после нашего выступления из крепости Джумба, к вечеру я велел остановиться на привал ибо надо было дать отдохнуть лошадям. Мы разбили лагерь и мне доложили о том, что пришли некие индусы, выражающие желание вступить в мое войско. Я удивился тому неожиданному предложению и сказал, чтобы привели их нескольких представителей, чтобы я сам мог их выслушать. Воины привели ко мне нескольких из них и я через переводчика спросил, что они хотят сказать. Они сказали, что, зная о моем намерении идти на Дели, они желают присоединиться к моему войску, чтобы помочь взять тот город. Они добавили, что в случае моего отказа принять их в состав войска, они готовы оказывать мне содействие в захвате Дели в любой угодной для меня форме, и в пределах возможностей, которыми они обладают, единственным их условием была необходимость платить им жалование, чтобы они могли обеспечить сытую жизнь своим женам и детям. Я спросил: «Ведь вы индусы, как это вы решились оказывать помощь мне и выступать против своих единоверцев?» Они ответили, что в глазах всех своих соотечественников они считаются нечистыми и отверженными, они слышали, что если перейдут в мою веру, я не стану считать их таковыми, они станут такими же как и все мои воины. Потому они и обратились ко мне с таким предложением. Я спросил, не парии ли они? Их ответ был утвердительным, они сказали, являясь для всех нечистыми, они в течении всей своей жизни обречены голодать, питаясь чужими объедками, им позволяли работать лишь в местах, полных мусора и отбросов. Я сказал: «Если вы станете мусульманами, то будете как все остальные мусульмане, никто не будет считать вас нечистыми, вам будет позволено заниматься любыми делами, которыми занимаются остальные мусульмане, мусульмане будут отдавать вам своих дочерей замуж и в свою очередь будут брать ваших дочерей в жены». Они сказали, что имеют горячее желание стать мусульманами, после чего хотели бы со своими женами и детьми переселиться, и потому просят, чтобы я дал им землю в какой-либо из мусульманских стран, чтобы они могли осесть там со своими семьями.

Я спросил, почему они хотят переселяться. Они ответили, что став моими воинами и приняв ислам, сами они избегут притеснений от остальных индусов, однако те могут отомстить их женам и детям, убить их. Я ответил: «Хорошо, я дам вам земли в тех районах Хиндустана, где живут мусульмане, чтобы там осели ваши семьи». С того дня всюду, куда приходило мое войско, там, где жили парии, их мужчины принимали ислам и просили зачислить их в войско.

По дороге, ведущей в Дели было селение, называемое Йазда, думаю, это название произошло от искаженного слова Йаздан (бог, творец). Когда мы дошли до него, к нам навстречу вышла группа престарелых ее жителей, обращаясь ко мне, они называли меня «Повелитель Ирана». Я спросил их, кто они и чем занимаются. Они ответили, что являются огнепоклонниками, их предки жили когда-то в Фарсе, Кермане и Йезде, правители тех стран притесняли их, поневоле им пришлось покинуть свою родину и отправиться в Хиндустан, какое-то время им пришлось скитаться, пока один из правителей династии Халладж не наделил их землей, где они и проживают в настоящее время. Старцы, вышедшие встретить меня, говорили на персидском языке, однако их произношение напоминало диалект, на котором говорят в Кермане и было видно, что спустя даже двести лет после того, как их предки покинули родные места а Фарсе, Кермане и Йезде, они не утратили своего языка. Поскольку настало время послеполуденного отдыха, я ненадолго остановился в селении Йазда и беседовал с теми старейшинами-огнепоклонниками. Я был удивлен, услышав от них, что они читали Коран и знают содержание той священной книги. Они утверждали, что вопреки нашим представлениям, не могут считаться нечистыми, поскольку являются народом, имеющим Книгу, ибо сказано в Коране, что всякий народ, которому ниспослана книга, является чистым, что их Книга — это одно из древнейших писаний и называется Зенд (Авеста). Я им ответил, что Аллах в Коране назвал еретиков нечистивцами, поэтому они являются таковыми в наших глазах, глазах мусульман. Старцы-зороастрийцы сказали, что они не являются еретиками, ибо не поклоняются идолам, не имеют капищ идолов и почитают единого Бога. Я сказал: «Вы — огнепоклонники и идолом вашим является огонь». Они ответили: «Мы — не огнепоклонники, а почитаем огонь, как один из четырех чистых элементов».

Затем речь зашла об их предках, и я с удивлением обнаружил, что они хорошо осведомлены о древней истории Ирана, ибо читали и читают «Шах-намэ». Они сказали, что в старину в Иране, как и в Хиндустане, народ делился на несколько сословий, каждое из которых имело свое название. Первое сословие составляли мобеды-жрецы, считавшиеся духовными вождями. Вторым сословием были доблестные воины, делами которых были сражения, третьи были ремесленниками, а четвертые — дехкане.

Между сословиями Ирана и Хиндустана существовала одна большая разница, она состояла в том, что в древнем Иране не было париев-неприкасаемых, тогда как в Хиндустане существовала и существует эта каста, презираемых и отверженных. Я спросил, сжигают ли они своих покойников. Огнепоклонники ответили, что они не индусы, которые поступают так со своими мертвыми и затем их пепел бросают в реку, тем самым оскверняя ее воду. Я спросил, как же в таком случае они поступают с умершими.

Один из огнепоклонников, с длинной седой бородой, указал на невысокую гору, видневшуюся на юге и сказал: «Когда одному из наших случается покинуть этот мир, мы относим его тело туда и оставляем там, пока оно не разложится от ветра и дождя и не исчезнут мясо, кровь и сухожилия. Когда останутся одни лишь кости, их бросают в колодец, находящийся на той горе». Я спросил, почему они не хоронят своих покойников. Они ответили, что в этом случае земля будет осквернена, а они не хотят тем самым допускать такое, ибо земля является одним из четырех пречистых элементов. Я спросил, не желают ли они возвратиться на свою родину и жить в Фарсе, Кермане и Йезде.

Они ответили, что там для них не будет средств к существованию, а они не привыкли нищенствовать, никто из исповедующих зороастризм никогда не просит подаяния, поэтому там им придется умирать от голода. «Кроме того», сказали они, «ты сегодня правишь Ираном и обращаешься с нами хорошо, а после твоей кончины, дай тебе Бог долгую жизнь, неизвестно, кто будет править Ираном и как он будет относиться к нам. Поэтому нам лучше будет оставаться здесь и жить на этой земле, ставшей нашей родиной». Я сказал: «После меня Ираном будут править мои дети и поскольку вы являетесь людьми Книги, я завещаю своим наследникам обращаться с вами как и с другими народами, имеющими Книгу и не считать вас нечестивыми еретиками». Огнепоклонники сказали: «О великий эмир, Мы уже привыкли к жизни в Хиндустане и не можем оторвать своего сердца от этой земли».