Я велел отправить к ним также некоторое количество стрел для луков и камней для пращ, — хотя гора та и была каменистой, мои люди могли столкнуться с трудностями, стараясь наковырять камней нужного размера, подходящих в качестве снаряда для пращи. (В качестве снарядов для пращи и баллисты подбирались камни определенных размеров. — Марсель Брион).

Командование людьми, переправленными на вершину горы, я возложил на Кара-хана, он должен был ударить по буюрам, засевшим наверху и обрушивающим камни на нас.

Когда Kapa-хан и воины, находившиеся наверху скалы, приступили к атаке, я не видел той схватки, расположение гор (рельеф местности) не позволял разглядеть ту схватку. Но с тех вершин до нас доносились шум, крики дерущихся, иногда доносился ужасающий вопль, означавший, что в очередной раз кто-то сорвался с горы и летит в пропасть, а некоторые из них, долетев до земли, уже не имели сил кричать. Среди сорвавшихся были как мои люди так и буюры.

Всякий раз, когда со скал срывался очередной буюр или мой воин и шлепался о землю с глухим хрустом переломанных костей, я прислушивался к своим внутренним ощущениям, насколько меня могло взволновать то зрелище? Смерть в бою для меня была обыденным явлением, гибель и ста тысяч человек на поле сражения не взволновала бы меня, однако такая разновидность гибели была для меня внове, до того дня мне не удавалось самому лицезреть воинов, дерущихся на вершинах и гибнущих, срываясь в пропасть. Когда летели вниз и гибли мои воины, мое сердце вздрагивало, как если бы они гибли на моих глазах от полученных ими сабельных ударов. Затем я понял, что такая смерть лучше, чем смерть от сабли или стрелы, ибо в последних случаях человек может несколько дней пребывать в мучениях, пока душа не покинет его тело. Тогда, как сорвавшийся с горы гибнет в тот же миг, когда его тело коснется земли, смерть его наступает так быстро, что он не успевает даже ощутить ее прихода.

Вдруг с вершины раздался крик Кара-хана: «О эмир, здесь больше никого не осталось, путь свободен». Я велел очистить тропу от трупов и камней, чтобы по ней могло пройти всё войско. Хотя Кара-хан и сказал, что вершина очищена от врага, верный своей привычке проявлять осторожность, я выслал вначале вперед дозорный отряд, который продвигаясь шаг за шагом, давал мне знать, что путь свободен. Мои конники прошли ту тропу и мы вышли к долине, через которую протекала река. Я, посмотрев на солнце, определил, что до конца дня еще было немало времени, но до отстоявших впереди холмов было не близко — к тому времени, когда мы достигли бы их, уже наступила бы ночь, а идти по темноте через холмистую местность врага было опасно.

Потому, в той долине, на берегу ручья, мы разбили лагерь, вокруг которого я расставил караульных в целых три ряда, потому, как была возможной ночная атака со стороны буюров.

Когда разожгли костры, чтобы готовить пищу, пришел Кара-хан и стал рассказывать о подробностях боя на вершине горы. Вначале с ним было там шестнадцать, затем присоединились еще пятьсот. Рельеф горной местности позволил подобраться к буюрам так скрытно, что до последнего момента те не заметили моих воинов и поэтому их внезапная атака застала буюров врасплох. Они состояли из двух отрядов, один был вооружен кирками, ломами и лопатами, его задачей было выковыривать из поверхности горы огромные камни и валуны. Второй отряд перетаскивал те камни и валуны к краю и сбрасывал их вниз. Кара-хан и его люди напали на них внезапно и сразу же вывели из строя часть из них с помощью стрел и камней из пращи. После этого на вершине закипела кровавая схватка между сторонами, в результате часть буюров и часть наших воинов нашли свою смерть, сорвавшись со скал в пропасть.

Кара-хан говорил: «О эмир, здешние люди упрямы и я видел как некоторые из них, невзирая на тяжкие ранения, не будучи в состоянии стоять на ногах, лежа на земле, старались перерезать сухожилия наших воинов своими кинжалами». Но все они, в конце концов, были, убиты или ранены, а часть захвачена в плен.

Оставшиеся, увидев, что оставаясь на месте они неминуемо погибнут, отступили по той тропе, через которую на ту вершину попал Кара-хан. В той битве погиб двести сорок один из моих воинов, некоторое их число получило ранения и Кара-хан переправил их вниз с помощью тех воинов, что не получив каких-либо ранений, остались целы и невредимы.

После того, как завершился рассказ Кара-хана, я спросил его: «В награду за всё, что ты совершил, что бы ты хотел получить от меня?» Кара-хан сказал: «О эмир, мой долг — верность тебе на всем твоем пути». Я сказал: «Кара-хан, я испытал тебя в ходе многочисленных войн, знаю, что ты отважный муж, но сегодня ты показал передо мною, что у тебя есть не только смелость, но и инициатива. Ты отважно, под смертоносным градом камней прошел по тропе, обогнув гору сзади, вернулся назад и показался передо мной на ее вершине и дал понять, что есть возможность переправить наверх отряд воинов. Затем ты принял на себя командование всеми людьми, переправленными на вершину, уничтожил вражеский заслон и очистил от опасности ту тропу, чтобы могло пройти всё войско. И если бы не проявленная тобой инициатива, мы бы застряли у этой горы в течении многих недель, а то и месяцев, а может и были бы вынуждены повернуть назад и уйти из этой страны, так и не нанеся поражения врагу».

Кара-хан вновь ответил: «О эмир, самоотверженность и готовность жертвовать собой — это мой долг». Я сказал: «О храбрец, я жалую тебе десять тысяч динаров наличными и когда возвратимся в Самарканд, выдам за тебя свою дочь Зубейду, которая уже подросла, чтобы выйти замуж». Кара-хан сказал: «О эмир, я всего лишь простой слуга и не достоин быть твоим зятем». Я ответил: «Сегодня ты доказал, что достоин быть моим зятем», и велел принести и положить перед Кара-ханом десять тысяч динаров. Когда вносили золото, я бросил взгляд на ту вершину и впервые в жизни внутренне содрогнулся. Меня заставил задрожать не ужас, а осознание того, что мною был допущен непростительный промах.

Человек, подобно мне, всю жизнь проведший в сражениях, не должен был допускать такого промаха: овладеть той тропой, а затем оставить ее, давая врагу возможность вновь захватить ее, и тем самым закрыть мне путь назад. И хотя на земле буюров имелся и второй входной путь, но кто знает, не расположена ли на том пути какая-нибудь гора с труднопроходимым ущельем? Командующий войском не должен допускать такой оплошности и оставлять без охраны путь, который он с таким трудом захватил — это основополагающее требование.

Я спросил Кара-хана: «Может ты устал и хочешь выспаться?» Он ответил: «О эмир, хоть я и устал, тем не менее готов отказаться от сна ради служения тебе».

Я сказал: «Мною сегодня допущена ошибка — когда я провел войско через тропу, я не оставил на ней прикрытия на случай отхода. Как ты считаешь, сколько воинов может понадобиться для этого?» Карахан ответил: «Пятисот будет достаточно». Я сказал: «Но сейчас, когда ты отправишься туда, возможно тебе придется принять там бой, поэтому возьми тысячу человек с достаточным количеством факелов». Он ответил: «О эмир, слушаюсь и повинуюсь, но прежде чем отправиться туда, как я уже сообщал, мы захватили в плен некоторое число буюров, может, прежде следует допросить?»

Я велел доставить пленных. Их привели и я, показав на видневшиеся вдали костры, спросил одного из них, чем могли быть заняты в это время их соплеменники, находившиеся там. Он ответил, что подбирают трупы убитых и ухаживают за раненными.

Его ответ был приемлемым, но не полным, поэтому я спросил другого: «Почему ваши соплеменники собирают тела павших ночью, неужто они не могут подождать до утру?» Он ответил: «О великий эмир, здесь имеется много хищников, они осквернят трупы, а раненные требуют оказания им скорейшей помощи». Такой ответ был правдоподобен, я понял, что он имеет в виду гиен, но и он не был исчерпывающим. Я задал вопрос третьему пленнику, выделявшемуся среди остальных своей наружностью старшего: «Попытаются ли твои соотечественники еще раз захватить ту тропу, по которой мы прошли?» Он ответил: «Для чего им захватывать ту тропу еще раз? Какую пользу это может дать?» Я ответил: «Выгода здесь в том, чтобы устроить помеху, когда мы будем идти назад». Буюр ответил: «Я не думаю, что тебя удастся вынудить к отступлению, я полагаю, ты уйдешь отсюда лишь тогда, когда сам того захочешь».

Я сказал Кара-хану: «Промедления не должно быть. Иди и займи ту тропу. Отоспишься там, захвати с собой пищи и воды». Кара-хан отправился туда с тысячей воинов, прихватив с собой дополнительное количество людей, которые должны были привести назад их лошадей.

Я не сводил глаз с той горы, пытаясь понять, не разгорится ли схватка между Кара-ханом и противником, который возможно окажется там. Если, как сказал пленный, буюры отправятся туда лишь для того, чтобы подобрать мертвых и оказать помощь раненным, в этом случае они там долго не задержатся и возвратятся к себе. На обратном пути они могут столкнуться с Кара-ханом, который не станет вступать в бой, если увидит, что они заняты лишь перенесением своих мертвых и раненных, но проверит, не оставили ли они свое сторожевое прикрытие на тропе.

Не было необходимости давать на это счет специальных указаний Кара-хану, как ему поступать в том или ином из тех случаев.

Вглядываясь в горы и костры, я услышал звуки, напоминающие визг и завывание. Я спросил у пленного, который выглядел старшим среди остальных, что это за звуки. Он ответил, что это могут быть женщины. Женщины находились у подножия горы и их рыдания означили, что трупы и раненных уже доставили туда.