Книги
Взломавшая код. Дженнифер Даудна, редактирование генома и будущее человечества
– Мне все равно, – отрезала она. – Вы не понимаете. Я занимаюсь этим не ради денег. Если же вы считаете, что я занимаюсь этим ради денег, то вы совсем меня не знаете.
Когда Даудна пересказывала мне этот эпизод, я впервые услышал такой гнев в ее голосе. Спокойствия как не бывало. “Он утверждал, что не знает, о чем я говорю, но это было просто смешно. Полный бред! Все было ложью. Может, я и ошибаюсь, Уолтер, но такое у меня сложилось впечатление”.
Все основатели компании, включая Чжана, в тот день написали ей и попросили пересмотреть свое решение. Они обещали загладить свою вину и сделать все возможное, чтобы исправить положение. Но она ответила отказом.
“С меня хватит”, – написала она.
Ей сразу же стало лучше. “Мне вдруг показалось, что с плеч свалился тяжкий груз”.
Когда она объяснила ситуацию Черчу, тот сказал, что может и сам подумать об уходе, если она этого хочет. “В воскресенье я позвонила Джорджу домой, – рассказывает Даудна. – Он обмолвился, что может отойти от дел, но затем решил остаться и уже не отказался от своего решения”.
Я спросил у Черча, права ли была Даудна в своем недоверии к другим основателям. “Они действовали у нее за спиной, подавали заявки на патенты, не сообщая ей”, – согласился он. Однако он говорит, что Даудне не стоило удивляться. Чжан действовал в собственных интересах. “Вероятно, он работал с юристами, которые говорили ему, что говорить и делать, – поясняет Черч. – Я пытаюсь понять, почему люди поступают так, как поступают”. Он считает, что можно было предугадать, как будет вести себя каждый, включая Чжана и Лэндера. “Все действовали ровно так, как я мог бы от них ожидать”.
Почему же он не ушел? Он сказал, что было нелогично удивляться их поведению, а следовательно, нелогично и уходить из-за этого. “Я чуть не ушел вместе с ней, но затем подумал: чего я этим добьюсь? Они бы остались в выигрыше, получив всю прибыль. Я всегда советую людям сохранять спокойствие. Поразмыслив об этом, я решил, что лучше угомониться. Я хотел, чтобы компания добилась успеха”.
Вскоре после ухода из
“Знаешь, я словно только что получила развод, – ответила Даудна. – Пожалуй, мне сейчас не хочется новых отношений. Пока компаний с меня хватит”.
Через несколько месяцев она решила, что ей будет удобнее всего работать с надежным партнером – ее бывшей студенткой Рейчел Хорвиц, с которой они в 2011 году основали
В результате пионеры CRISPR-Cas9 оказались в трех конкурирующих компаниях:
Глава 29. Mon Amie
Решение Даудны присоединиться к конкурирующей компании отразило легкое охлаждение в ее отношениях с Шарпантье и, возможно, усугубило его. Даудна всячески пыталась поддерживать их связь. Например, когда они только начали работать вместе, одной из целей они выбрали кристаллизацию
Отчасти надеясь поддержать их научное партнерство, в 2014 году Даудна предложила Шарпантье вместе написать обзорную статью для
Тем не менее они начали отдаляться друг от друга. Вместо того чтобы присоединиться к Даудне и заняться поиском способов применения CRISPR-Cas9 в организме человека, Шарпантье сказала, что планирует сосредоточиться на изучении плодовых мушек и бактерий. “Мне больше нравятся фундаментальные исследования, а не разработка инструментов для их применения”, – поясняет она[218]. Была и другая причина возникшей напряженности: Даудна полагала, что систему CRISPR-Cas9 они с Шарпантье открыли в качестве равноправных партнеров, но Шарпантье считала CRISPR-Cas9 собственным проектом, к которому она лишь на поздних стадиях привлекла Даудну. Порой она называла его “своей работой” и говорила о Даудне так, словно та играла лишь второстепенную роль. Теперь Даудна купалась в лучах славы, давала интервью и строила планы по продолжению исследований CRISPR-Cas9.
Даудна никогда не понимала собственнических чувств Шарпантье и не могла найти способ справиться с холодком, который чувствовался, несмотря на внешнюю приветливость и беззаботность коллеги. Она предлагала новые и новые совместные проекты, и Шарпантье отвечала: “Отличная идея”. Но этим дело и ограничивалось. “Мне хотелось сотрудничать и дальше, но Эмманюэль явно не испытывала такого желания, – говорит Даудна с печалью в голосе. – Она так и не сказала мне об этом открыто. Мы просто отдалились друг от друга”. В конце концов Даудне это надоело. “Мне казалось, что в таком взаимодействии скрыта пассивная агрессия, – говорит она. – Мне было обидно и досадно”.
Отчасти проблема заключалась в том, что у каждой из них было собственное отношение к публичности. Когда они встречались на церемониях вручения наград и конференциях, их встречи проходили неловко, особенно когда им приходилось позировать для фотографий: Шарпантье с некоторым изумлением наблюдала, как в центре внимания оказывается Даудна, и смотрела на нее снисходительно. Эрик Лэндер из Института Брода, периодически противостоявший Даудне, сказал мне, что в разговорах с ним Шарпантье не скрывала своего недовольства славой Даудны.
Роджер Новак считал, что Даудна, будучи американкой, привыкла к похвалам, а его подруга Шарпантье, репутацию которой он оберегал, ведет себя сдержаннее, как истинная парижанка. Он настаивал, чтобы Шарпантье давала больше интервью и даже прошла тренинг по взаимодействию с прессой. “Она просто другой человек – она не с Западного побережья, а из Европы, из Франции, и ее больше волнует наука, чем газетная шумиха”, – сказал он впоследствии[219].
Это не совсем так. Хотя публичность не пугала Даудну, а признание ей льстило, на самом деле она не из тех, кто специально ищет славы. Она всеми силами пыталась поделиться популярностью и наградами с Шарпантье. Родольф Баррангу считает, что проблема в самой Шарпантье. “В присутствии Эмманюэль людям становится неловко, даже когда она позирует для фотографий или сидит в фойе перед выходом к публике, – говорит он. – Меня поражает ее нежелание делить заслуги с другими. Я наблюдаю, как Дженнифер пытается поделиться славой и даже порой проявляет излишнюю заботу, но Эмманюэль остается несколько строптивой и замкнутой”[220].