Из Одессы я уезжал в приподнятом настроении. Планы потихоньку обрастают реально совершенными делами.

За три месяца корабль четыре раза стоял в боевом дежурстве. Почему именно на них я обращаю внимание, да потому, что сход на берег всему экипажу запрещен. На боевом дежурстве экипаж должен находиться на корабле в немедленной готовности к выходу и бою. В этом случае максимум, куда можно сходить – в пределах пирса. С оглядкой, разрешением и обязательным обеспечением оповещения о тревоге. В такие дни, когда повседневная мелочевка событий проходит, естественно, появляется вечернее и ночное время, когда можно чем-то заняться. В такое время люди работают без авралов и без принуждений, вкладывая себя целиком в работу. Ведь им не надо торопиться домой или из дома торопиться на службу.

Разбирать оружие, механизмы или ремонтировать корпус также запрещено. Конечно, на корабле бывают поломки и во время дежурства, тогда весь корабль в авральном порядке восстанавливает неисправность. На время поломки другой корабль, обычно ранее стоявший в дежурстве, переводится в повышенную готовность, с соответствующим ограничением схода с корабля. Так и стоят два корабля в дежурстве, пока первый не восстановит боевую готовность.

В основном дежурство как дежурство проходит нормально, и тогда экипаж творит чудеса. Отрабатываются учения и новые навыки и приемы.

Как пример. В сутки необходимо провести как минимум два учения по ПВО, одно учение по живучести и одно из учений по отражению морских целей, обстрелу видимой береговой цели, невидимой береговой цели с высадкой корпоста, по минной постановке и по отработке действий по химической опасности. После каждого учения проводится разбор полетов и делаются выводы.

Вот здесь как раз и возникает время, когда можно отработать действия каждого до совершенства в команде из нескольких десятков человек. Нашлось время даже на учения с фельдшером, где поленья для топки вспомогательного котла, разложенные по палубе, изображали раненых, а бегающие по палубе краснофлотцы изображали подносчиков боезапаса и корабельную аварийную партию. А с каким удовольствием матросы изображают раненых, отходя от пулеметной установки и подпуская к ней своего третьего номера. Обычно это какой-нибудь моторист из БЧ-5, и вдруг на тебе – изображай стрелка (перезаряжай и разбирай и собирай оружие, или нарисуй точку прицеливания). Вот тут и вскрываются тихони, которые шариком и валиком службу служат, дожидаясь увольнения в запас.

Теперь каждый на корабле даже трюмный знает, как собрать и разобрать пулемет «максим» или пулемет и пушку ШВАК, как их зарядить и перезарядить, где и какой лежит боезапас, который надо подносить при стрельбе.

Прорыв у меня произошел с отработкой противовоздушного и противоминного маневра. Никак не получалось убедить старых морских волков, что надо отрабатывать то, что ранее не отрабатывали, баловство, дескать, это и все. Командир подуркует, и все пройдет. Служили краснофлотцы тогда по четыре года, и уже после второго считали себя настоящими специалистами. Так оно и было, пока не появлялось что-нибудь новое.

Пришлось собирать всех матросов и командиров в кормовом кубрике и проводить общекорабельное занятие по ПВО. Когда все сидят рядом и кто-то делает ошибки, а все это видят и комментируют, то учеба идет ох как быстро. Никому не хочется перед товарищами прослыть тупым. Вначале в каждой боевой части я провел небольшое учение с секундомером, где каждый начинал рассказывать, что он делает и когда и в какой очередности. Так вот, если с составом БЧ-2 и БЧ-1 отработка более или менее получилась, то все вместе в секундные интервалы не укладывались. Механику в моторном отсеке все равно, что там наверху творится.

Собрали всех в кубрик, и давай мы с Павлом секунды считать да объявлять: «Всё, все утонули». Раз прошло без внимания. Второй без внимания, а на третий-то до народа и дошло, что мы с артиллеристом серьезно говорим об их собственной судьбе. Тут народ и всколыхнулся, как так, мы что – хуже англичан или немцев.

Вот тогда экипаж и начал всерьез в игру «Учение» играть.

Пикировщик бросает бомбу в упрежденную точку, которая находится примерно в 28-секундном интервале хода цели с постоянной скоростью (с 4500 метров падение со скоростью 600 километров в час). Со скоростью 11,6 узлов (21,5 километров в час, или 6 метров в секунду) монитор проходит суммарное расстояние 167 метров. Выполняя маневрирование, корабль уходит вправо (или влево) на две половинки циркуляции (четыре длины корпуса), в нашем случае 216 метров.

Получается, если грамотно выполнять маневр, то корабль по окончании коордоната окажется где-то справа или слева от места падения бомбы, как минимум на 150 метров, да еще и в стороне от предполагаемого направления попадания бомбы. Так как с момента, когда пикировщик разгоняется до 600 километров в час в падении любые его попытки сильно изменить точку прицеливания своим маневром вызовут ускорение около 4–5g, то можно с уверенностью сказать, что перенацелить бомбу он не сможет, а значит, маневрирующий корабль – спасется.

Вот с этого игрового учения в кубрике люди и загорелись.

Как итог: в конце января на «Ударном» дополнительное зенитное вооружение наконец установлено.

С оптикой похуже. На рынке контрабандистов я теперь частый гость, скупил всю оптику, что была в продаже. И все равно еще не хватает. Зенитный прожектор с оптроном требует очень много электроэнергии – токовые нагрузки почти 250 ампер, здесь без специальных шинопроводов, дополнительного генератора и мощных батарей АКБ не обойтись. Тем более что теперь на надстройке будет стоять не один сигнальный прожектор, а еще и зенитный боевой комплекс. Батарей пока нет, силовых токопроводов таких рабочих параметров тоже нет, вспомогательного генератора тоже пока нет.

Командующий и командир дивизиона приняли наши установки. Теперь, со дня на день, на двух «полуторках» установим аналоги установок и начнем отстрел. Посмотрим, как еще себя вести эти конструкции будут.

После того, как я предсказал поездку короля Румынии в Германию в декабре прошлого года, получил личную благодарность от командующего флотилии. И зеленый свет в начинаниях с морпехами. Для всех они морпехи, а для меня с Зайцевым и присланным к нам командиром специальной роты разведки капитан-лейтенантом Беззубом – боевые пловцы.

В соединении сложилась парадоксальная ситуация: внутри части еще одна почти независимая часть, о которой даже говорить нельзя. Тут же рядом особист появляется, с вопросом: «…а зачем вы разговаривали с …?»

Все началось 20 ноября, когда в базу пришли трехсоттонная самоходная шаланда «Богатырь» и водолазный бот ВБ-15. На борту «Богатыря» прибыли 72 выпускника старшинских училищ со всех трех флотов – будущие боевые пловцы. На фоне моего отделения, уже прижившегося на мониторе, это была элита. Прибыло и трое инструкторов-водолазов из ЭПРОНа [2].