Главная их работа – работа с людьми, обеспечение сохранения боеготовности, сохранения секретов, оружия и, конечно же, благонадежность каждого. Здесь им нет равных, да и не должно быть. Каждый должен делать то, что он должен.

Набирают их для плавсостава в основном из выпускников военно-морских училищ и молодых офицеров, некоторое время прослуживших на кораблях. Соответственно это люди, знающие нюансы и условия корабельной жизни. Просто они избрали другой путь служения родине.

С такими ребятами можно участвовать почти во всех мероприятиях жизни, но никогда нельзя забывать, что они даже в самом, казалось бы,…любом времени…оценивают тебя на верность стране. Есть и ответ. Если у тебя нет гнили в голове, то нет нужды и бояться. От судьбы все равно не уйдешь.

В 1940 году такие известные личности нашей истории, как Ежов, Берия, Меркулов и Судоплатов, никакого отношения не имели к особым отделам флота.

Еще с гражданской войны «…в Наркомате по военным и морским делам существовала своя контрразведка, именовавшаяся военным контролем…» Так называемые третьи управления наркомата по военным и морским делам, которые не входили в общую систему государственной безопасности и подчинялись лично наркому товарищу Кузнецову, который в свою очередь отчитывался только перед товарищем Сталиным наравне с Берией и Шапошниковым. Также независимой была и флотская разведка.

Разведка и военный контроль подчинялись непосредственно командующему РККФ Кузнецову и уже вторично НКВД Берии. По идее, товарищ Берия мог запросить необходимые ему данные в части касающиеся, и даже получил бы то, что разрешили бы ему дать. Он даже мог доложить товарищу Сталину данные, которые запросил. Но есть одно «но». После этого товарищу Берии пришлось бы говорить товарищу Кузнецову: «…извини, я доклад сделал Сталину – со слов твоих людей…». Не смешно ли это.

Попасть в круг разведки и службы безопасности могли только свои – флотские. Соответственно и перегибов, как во времена Ежова, было намного меньше, чем в ГБ НКВД СССР.

Именно поэтому сигнализировать Судоплатову, Берии или Меркулову с описанием своей великой значимости «вселенец» не может. Если такое произойдет, то для своего круга он сразу станет предателем и изгоем. В этом случае есть только один Хозяин – нарком Кузнецов, в его круг и есть смысл входить.

Не заметить нашу четверку, сидящую на надстройке, трудно. Зашедший на корабль старший лейтенант сразу поднимается на надстройку, приветствуя присутствующих честью, получая взмах руки с прикладыванием к головному убору в ответ. Уже явно не лето, и долго сидеть хоть и на солнышке нельзя. Однако подняться и уйти тоже. Оглядываюсь за плечо и вижу, что умный старшина сигнальщиков уже организовал новую баночку (табуретку).

– Товарищи, раздвигайтесь. Дайте гостю присесть, – командую я.

Все послушно раздвигают полукругом баночки. Присаживаю особиста рядом. Надстройка наполнилась молчанием. Все вокруг подслушивающие отошли на значительное расстояние, продолжая свои дела.

Лейтенант госбезопасности осмотрелся кругом и выдал:

– Иван Александрович, так это и есть то оружие, что вы на корабль выписали в Николаеве?

– Конечно. Не в карман же я его себе взял – вон в руках у краснофлотцев пока. Через месяц или два корабль станет совсем другим.

На трель звонка из каюты поднялся мой комиссар Демид Федоренко.

– Приветствую, Олег Евгеньевич, – зам по политико-воспитательной работе поздоровался с пришедшим.

– День добрый, товарищ военком.

Ага, значит, имя – отчество теперь я знаю.

– Как здоровье, Иван Александрович? Говорят, что вы даже, будучи больным, смогли весь николаевский тыл споить. Здоровью не помешало?

Потом уже доктору: