— Санто, у меня неприятности.

— Думаешь, я не понял?

— И мне нужна твоя помощь.

— Что я должен сделать?

— Я же сказал. Послушай меня наконец. Пусть какой-нибудь проклятый биржевик знакомый тебе даст мне денег в качестве аванса, а я подпишу бумаги на получение им половины всех моих будущих доходов. От пластинок, кассет, выступлений, всего. Отдам половину прямо сейчас.

Санто жевал все медленнее и медленнее и в конце концов совсем перестал двигать челюстями, положив вилку на край тарелки. Он поводил пальцами над ароматным паром, исходящим от еды, и оценивающе посмотрел на Сэла. Затем после долгой паузы проглотил и сказал:

— Сэл?

— Санто, ведь...

— Сэл, посмотри правде в глаза.

— Не морочь голову.

— Тебе нечего продавать.

— Но я же чертовски талантлив, Санто, — закричал Сэл, вскакивая с кресла, — и ты это прекрасно знаешь. У меня — настоящий талант. — В его голосе звучала страсть.

Санто сделал рукой останавливающий жест:

— Сэл, Сэл...

— Ты должен это сделать! — с жаром продолжал Сэл, со слезами на глазах. — Ты должен. Ты же сто раз говорил, что во мне что-то есть. Что я талантлив, что у меня классные песни.

— Ты прав, дружище, — осторожно подбирая слова, сказал Санто твердо и спокойно. — Ты многого мог бы достичь. Но этого не случилось. Может быть, я виноват, может быть, ты, или вообще никто. Но посмотри, черт возьми, на факты. Тебе сколько лет? Тридцать восемь? Тридцать девять? Думаешь, на рынке острая нехватка сорокалетних рокеров?

— Не неси чепухи, Мику Джаггеру — сорок пять. А сколько Джону Хелли? Стиву Уандеру?

— Сэл, — взмолился Санто, — они были юнцами, когда выпустили первые хиты. Все возможно, когда за спиной у тебя пара хитов. Но нельзя вернуться туда, где никогда не был.

Сэл смотрел на Санто добрые полминуты. Казалось, гнев на его лице рассеялся, как табачный дым в ночном клубе.

— Санто, — произнес он тихо, — ты должен мне помочь. Должен подсказать, где взять наличные. Мне нечего продать, кроме своих песен и голоса. — Он снова сел в кресло и посмотрел на Санто. — Ты должен мне помочь.