Профессор Каролинского института в Стокгольме Мари Асберг сравнивает синдром выгорания с затягивающей «вытяжной воронкой», в которую мы буквально соскальзываем, отказываясь от того, что кажется нам неважным. «Нередко в первую очередь мы отказываемся как раз от тех вещей, которые способствуют собственному росту, но кажутся «необязательными», – отмечают в своей книге «Осознанная внимательность: попытка за 8 недель обрести спокойствие в этом безумном мире» Марк Вильямс и Дэнни Пенман. «Поэтому мы все чаще остаемся один на один с работой или другими порождающими стресс факторами, которые разрушают наши внутренние ресурсы, безо всякой поддержки или подпитки – результатом становится крайнее переутомление».

Еще одним следствием нынешнего пагубного определения успеха является буквально повальная наркозависимость. Более двадцати двух миллионов человек в Соединенных Штатах используют запрещенные наркотики, более двенадцати миллионов принимают рецептурные обезболивающие препараты, не имея на то медицинского обоснования, и почти девять миллионов не могут заснуть без рецептурных снотворных. А по сравнению с 1988 годом количество принимающих антидепрессанты взрослых выросло на 400 процентов.

Во всем мире синдром «выгорания на работе», стресс и депрессия превратились в эпидемии. И, как мы узнали во время проведения летом 2013 года конференции по Третьей мере в Лондоне, а затем осенью того же года в Мюнхене, необходимость переосмысления понятия успеха является глобальной задачей. В Великобритании количество выписанных рецептов на антидепрессанты выросло с 1991 года на 495 процентов. В Европе в период 1995–2009 годов ежегодное употребление антидепрессантов выросло почти на 20 процентов. Во всем мире пагубное влияние стресса на здоровье все чаще находит документальное подтверждение. По результатам проведенного в Дании исследования, у женщин, описывающих уровень связанного с работой стресса как «несколько превышающий норму», риск сердечных заболеваний вырос на 25 процентов. Медсестра из Британского кардиологического фонда Джун Дэвисон предостерегает: «У испытывающих стресс на рабочем месте могут возникнуть нездоровые привычки, повышающие риск развития сердечных заболеваний».

В Германии более 40 процентов работников утверждают, что за последние два года их работа стала более напряженной. В 2011 году Германия потеряла пятьдесят девять миллионов рабочих дней, пропущенных сотрудниками по причине психологических расстройств. За пятнадцать лет это количество возросло на 80 процентов. По оценкам министра обороны Германии Урсулы фон дер Лайен в бытность ее министром труда Германии, выгорание обходилось стране до десяти миллиардов евро в год. «Нет ничего дороже, чем отправить на пенсию хорошего работника, не достигшего еще и 50 лет, потому что он «сгорел на работе», – отмечает она. – И такие случаи уже не исключение. Это тенденция, и мы должны с этим что-то делать».

В Китае, по данным опроса 2012 года, 75 процентов китайских рабочих заявили, что за предыдущий год уровень испытываемого ими стресса значительно вырос (по сравнению со средним показателем – 48 процентами).

По данным исследования медицинского факультета Гарвардского университета, 96 процентов – поразительное количество – сотрудников, занимающих руководящие должности, заявили, что чувствуют себя «выдохшимися». Так, в одном из официальных протестов генеральный директор хедж-фонда SAC Capital Стив Коэн, представший перед судом в 2013 году и вынужденный заплатить рекордно высокий штраф в 1,2 миллиарда долларов, заявил, что пропустил предупреждение об использовании инсайдерской информации при совершении сделок из-за тысячи получаемых им каждый день электронных сообщений. За такой нескончаемый ежедневный поток информации приходится платить. Проработав менее года в качестве генерального директора Lloyds Banking Group, в 2011 году Антонио Орта-Осорио взял двухмесячный отпуск. Председатель банка Lloyds сэр Уинфрид Бишофф счел это «результатом переутомления и недостатка сна». Вернувшись в строй, Орта-Осорио заявил: «Оглядываясь назад, должен признаться, что мне следовало сбавить темп». В октябре 2013 года отпуск взял заведующий юридическим отделом банка Barclays Гектор Сантс. А через месяц, после того, как у него диагностировали переутомление и стресс, он вообще ушел со своего поста.

Впервые слово «стресс» в его современном понимании использовал доктор Ганс Селье в 1936 году. Оно означает «неспецифическую реакцию организма на внешний вызов» – такое определение в своей книге «Целительные пространства» дала этому понятию иммунолог Эстер Штернберг.

Древние римляне использовали слово с аналогичным значением stringere – «оказаться в тяжелом положении», «задевать», «касаться» или «ранить». В XIV веке, когда это слово было заимствовано в английский язык, оно по-прежнему подразумевало физические тяготы, испытываемые под влиянием среды. К началу XIX века оно стало приобретать значение, объединяющее физическое воздействие среды с реакцией на нее организма. Тогда, в 1934 году, физиолог Уолтер Б. Кеннон показал, что в ответ на такие источники стресса организм животного вырабатывает адреналин. Это было на самом деле первым доказательством, что окружающая среда может провоцировать телесные реакции. Селье развил эту концепцию дальше, сделал еще один шаг вперед и показал, что в ответ на стресс в организме человека вырабатывается еще много других гормонов и что они, возможно, оказывают длительное воздействие на физиологическое состояние организма.

Что именно вызывает стресс в организме – вопрос очень субъективный. Стресс как будто все время порхает где-то рядом – так и ищет, на что бы или на кого бы приземлиться. И очень часто «садится» на нечто совершенно банальное и несущественное. Мы начинаем понимать, насколько оно тривиально и незначительно – и недостойно нашего внимания, не говоря уже о напряжении, которые мы из-за этого испытываем, – только когда что-то действительно существенное нарушает привычную жизнь: потеря любимого человека, болезнь, угроза здоровью.

Я прекрасно помню время, когда мы только что переехали в Вашингтон. Я была полностью погружена в обустройство нашего нового дома, занималась определением двух маленьких детей в новые школы, отвечала на вопросы редактора рукописи, которую незадолго до этого сдала в издательство, и одновременно готовилась к приему гостей в честь своего дня рождения. В это же самое время я заехала в больницу Джорджтаунского университета для регулярного медицинского осмотра. Приехав в клинику, я автоматически стала проходить все обследования, мысленно вспоминая список своих неотложных дел, пока медсестра измеряла мое давление. Несколько раз доктор то входила, то выходила из кабинета. В какой-то момент я обратила внимание, что она что-то говорит с необычной серьезностью. Скорее всего, я обратила на нее внимание, когда она произнесла слово «шишка». Которую необходимо было «удалить как можно скорее».

Согласно моей жизненной философии, я всегда предполагаю, что все хорошо, до тех пор, пока мне не говорят обратное, и когда я впервые заметила у себя эту «шишку», я решила, что это всего лишь безобидная киста. Такое и раньше бывало. Ничего страшного. Но на этот раз доктор произносила такие слова, как «биопсия» и «операция», и говорила, что опухоль «не аспирируется» – что она не может отсосать из нее жидкость и хочет удалить ее как можно скорее. Я почувствовала, что у меня темнеет в глазах, и спросила, могу ли я прилечь на кушетку, пока она объяснит мне, что все это значит. Как сквозь плотный туман я услышала, сколько времени занимает «получение результатов анализов после операции» и что доктор всегда приглашает своих пациентов на прием, чтобы проанализировать их результаты и лично обсудить возможные варианты лечения. В мгновение ока все проблемы стали улетучиваться, а приоритеты – терять свою важность.

Через неделю после операции мы получили результаты. Опухоль оказалась доброкачественной. Это была долгая неделя, в течение которой в мозгу постоянно крутился вопрос «что, если?». Тогда я поняла одну великую жизненную истину: серьезные критические ситуации могут легко свести на нет незначительные события, казавшиеся необыкновенно важными всего мгновение назад. Все мелкие тревоги и пустячные заботы буквально испаряются, когда внезапно осознаешь, что важно на самом деле. И это лишний раз напоминает нам о скоротечности того, что кажется вечным, и ценности того, что так легко воспринимается само собой разумеющимся.

Снова и снова во всем мире проблемы со здоровьем заставляют нас начать внимательно относиться к жизни. Так случилось с бывшим президентом компании Google в Китае Ли КайФу, когда у него диагностировали рак осенью 2013 года. Ли объявил пятидесяти миллионам своих последователей на Вейбо, китайской социальной сети, что он решил изменить свою жизнь: «Раньше я наивно пытался конкурировать с другими, чтобы посмотреть, кто может меньше спать. «Сражаться не на жизнь, а на смерть» стало моим личным девизом. И только сейчас, когда мне, возможно, грозит опасность потерять последующие 30 лет жизни, я смог успокоиться и взглянуть на это по-другому. Такая моя настойчивость, возможно, была ошибкой». Теперь у него новый план: «Достаточно долго спать, изменить диету и снова начать заниматься спортом».

Глядя на сегодняшнюю организацию труда на Западе, мы видим два совершенно различных и даже противоположных мира. В одном мы видим четкое проявление синдрома выгорания: бизнес-культуру, где все одержимы квартальными отчетами о доходах, находясь в постоянной погоне за краткосрочными прибылями, и обуреваемые желанием превысить ожидания. А в другом все чаще наблюдаем признание пагубного влияния стресса на сотрудников и на прибыли компании на работе.

Появляется все больше доказательств, что в долгосрочной перспективе устойчивость финансовых показателей компании и здоровье ее сотрудников в большой степени взаимосвязаны. И когда мы разделяем оба понятия, приходится платить за это высокую цену – каждому в отдельности и всем вместе. Каждый из нас рискует своим счастьем и здоровьем. Для предприятий эта цена будет выражаться в долларах и центах, а также в необходимости всеми силами удерживать таланты и в снижении производительности. Но верно и обратное – то, что хорошо для каждого из нас в отдельности, хорошо и для предприятий, и для страны. А уход за больными намного дороже, чем расходы на здравоохранение.

Всемирный экономический форум, который каждый год проводится в швейцарском городе Давосе и на котором, как принято считать, находят решения стоящих перед миром важнейших экономических проблем, является своего рода флюгером для идей, обуревающих политических и деловых лидеров всего мира. В 2013-м, а еще в большей степени в 2014 году, после проведения многочисленных заседаний по разумному руководству, медитации, обсуждению результатов исследований нейроученых, и даже по «переосмыслению жизни», стало ясно, что власть имущие начинают признавать существование связи между способностью справляться с возникающими кризисами и тем, как мы живем и заботимся о своем организме, разуме и духе. На пленарном заседании, модератором которого я была в январе 2014 года и которое называлось «Здоровье – это богатство», в равной степени сопоставляли здоровье отдельных лиц – и компаний, и даже стран.