На самом деле – довольно не маленькая. В действительности на свете нет ничего более поучительного для жизни, чем смерть. Если мы хотим иначе сформулировать, что значит преуспевать, нужно, чтобы мысль о неизбежности смерти стала неотъемлемой частью повседневной жизни. Невозможно понять, что значит «живой», не понимая, что такое «мертвый». Смерть есть непременное условие жизни. Не успев родиться, мы тут же начинаем умирать. Отведенное нам время столь бесценно именно потому, что оно ограничено. Можно жить, лихорадочно стараясь запастись деньгами и властью из безотчетного желания подстраховаться на случай неминуемого. Однако ни деньги, ни власть не более долговечны, чем мы сами. Да, разумеется, можно оставить детям наследство, но можно также поделиться опытом полноценно прожитой жизни, приобретенной мудростью и способностью удивляться. Чтобы по-новому определить понятие успеха, нужно пересмотреть наши взаимоотношения со смертью.

Хорошо помню, как тщательно я готовилась к своим родам: ходила на курсы для беременных Ламаза, занималась дыхательными упражнениями, без конца что-то читала на эту тему. Как странно, подумала я однажды, часами учиться, как привнести новую жизнь в этот мир, и при этом тратить едва ли больше минуты на то, чтобы научиться, как его покинуть. Почему в нашей культуре нет места подготовке к уходу из жизни с благодарностью и достоинством?

Мы с явной одержимостью используем социальные сети, чтобы увековечить все события своей жизни, как будто запечатлевая все происходящее на фотографии, чтобы сделать жизнь менее эфемерной. В действительности же, хотя следы виртуальной личности, может быть, и задержатся в прошлом чуть дольше нашей физической оболочки, они столь же недолговечны.

Помню один разговор во время ужина в Нью-Йорке, когда во время отпуска было модно посещать египетские храмы на Ниле. Я сидела рядом с человеком, только что вернувшимся из одной такой поездки. «Рамзес, – с недоумением заявил он мне, – провел всю жизнь, готовясь к смерти». Окинув взором сидящих за столом, я подумала, что такой выбор был, безусловно, гораздо разумнее нашего: мы-то живем, отчаянно делая вид, что смерть никогда не наступит. «Наверное, они о чем-то догадывались, – заметила я, – мне кажется, жить, как будто смерти нет, значит упускать нечто важное». «Смерть нагоняет на меня тоску, – бросил он с презрением, вызвав одобрительный отклик окружающих, – в Центральной Европе для этого есть кофейни, где подают специальный «кофе с характером» и ведут задушевные разговоры о жизни после смерти. Есть что-то очень унизительное в таких откровениях. Лично я ничего больше не хочу узнать о себе». Все с облегчением рассмеялись, а наша идеальная хозяйка, как по команде, переменила тему разговора.

Однако перестать говорить на тему смерти становится все труднее, и все труднее верить в роскошное одеяние голого короля, поскольку представление об успешной жизни обходится нам все дороже, а ее стоимость становится все более ощутимой.

В 1980-х годах я написала биографию Пабло Пикассо. По мере своего старения и приближения конца Пикассо все чаще избегал темы смерти. Изучая его биографию, я потратила немало времени, пытаясь понять это его стремление вытеснить смерть из круга своих интересов. Труднее всего ему приходилось, как это бывает со всеми нами, когда уходили из жизни его близкие. В 1963 году умерли два главных человека, бывшие рядом с Пикассо на протяжении всей его долгой жизни: в августе художник Жорж Брак, а в октябре писатель Жан Кокто. Он отгородился от всего и продолжал работать. Если не работа, что же тогда может победить смерть? Его дети не только не вызывали в нем никакого ощущения продолжения жизни, а скорее становились лишь мрачным напоминанием, что его собственная жизнь подходит к концу. В тот год, на Рождество, он сказал своему сыну Клоду, что этот визит будет для него последним и что он больше не разрешает навещать его. «Я стар, а ты молод. Лучше бы ты умер!» В своем творчестве он пролил свет своего гения на все темное и дурное в человеке. Однако в своей собственной жизни его самого одолевали те же темные силы.

Неудивительно, что на протяжении всей истории человечества тема смерти занимала центральное место во всех религиях и философиях. «Единственная цель тех, кто действительно предан философии, – говорит Сократ в «Федоне», одном из диалогов Платона, – готовиться к умиранию и смерти». Поскольку тело «наполняет нас потребностями, желаниями, страхами, всевозможными иллюзиями и всякой чепухой», мы можем достичь подлинной мудрости, лишь когда смерть высвобождает нашу душу из тела. Вот почему, по словам Сократа, философия – не что иное, как «подготовка к смерти».

Фраза «memento mori» – «помни о смерти», сокращенно «MM», высеченная на статуях и вырезанная на деревьях, пришла к нам из Древнего Рима. Легенда гласит, что впервые эта фраза прозвучала во время победного шествия в Древнем Риме, когда победоносный военачальник заставил раба воскликнуть: «Не забывай, что ты смертен!» Другой римлянин, Микеланджело, как-то сказал: «Во мне нет ни одной мысли, которая не была бы отмечена резцом смерти».

В иудаизме траур делится на четыре этапа: три дня глубокой скорби, семь дней «шивы», когда гости приходят, чтобы побыть со скорбящим, тридцать дней «шлошим», когда скорбящие постепенно возвращаются к обычной жизни. И затем еще год «шнейм асар ходеш», в течение которого продолжают соблюдать определенные ритуалы в память об усопшем. А христианство, разумеется, основано на истории об Иисусе, переживающем самый важный обряд в жизни человека – смерть, и преодолевающем ее в результате своего воскрешения.

В буддизме не существует отдельного от остального существования состояния, поэтому смерть есть просто «возрождение», переход в иное проявление жизни и энергии во Вселенной. На Западе, избегая разговоров о смерти и сделав эту тему фактически запретной, мы отгородились от того, чему нас может научить смерть. Как пишет в своей книге «Умирать достойно: перспективы личностного роста в конце жизни» доктор Айра Байок: «Наше общество выше всего ценит молодость, бодрость и умение владеть собой, всячески превознося эти качества, и считает абсолютно недостойным их отсутствие. Внешние признаки болезни или преклонного возраста считаются буквально унижающими человеческое достоинство, а физическое дряхление, вместо того чтобы восприниматься как неизбежный для человека процесс, вызывает смущение».

Поскольку мы весьма успешно удалили все упоминания о смерти и конце жизни из нашего дома и повседневности, непосредственный доступ к этим урокам остался лишь у тех, кто обеспечивает уход за больными в конце жизни. И когда читаешь их рассказы, поневоле поражаешься, насколько единодушно они отмечают, что благодаря столь тесному соприкосновению со смертью они многое узнали о жизни.

Джоан Галифакс – дзен-буддистская монахиня, антрополог и работник хосписа. В своей книге «Находясь рядом с умирающими: учиться состраданию и бесстрашию перед лицом смерти» она пишет, что есть такое очень «американское» понятие, как «хорошая смерть». Нередко оно означает безысходное состояние приближения к смерти человека, помещенного в медицинское учреждение и находящегося в «полностью стерильных условиях, опутанного трубками приборов жизнеобеспечения, под действием обезболивающих средств». Это состояние лишает нас возможности получить важнейшие уроки жизни. Она обнаружила, что, находясь в непосредственной близости к смерти и ухаживая за умирающими, люди «ощущают потребность соблюдать спокойствие, прощать, слушать и быть открытыми перед лицом неизведанного».

Это не значит, что все время находиться рядом со смертью очень легко. «Мне часто бывало страшно работать, так близко соприкасаясь со смертью, – признается она, – я боялась заразиться от умирающего его болезнью. Но когда поняла, что я так же смертна, как и все умирающие, этот страх у меня исчез. Осознание этой взаимосвязанности – первый шаг к состраданию».

Один из важных уроков, который она извлекла, – что заботиться о других значит одновременно заботиться и о себе. На ее глазах многие ее коллеги уходили из профессии из-за переутомления и эмоционального выгорания. «Приносить пользу другим людям, сохранять гармонию в своей собственной личной жизни – это не прихоть, а абсолютная необходимость, особенно когда речь идет о возможности быть полезной другим, – подчеркивает она, – мы все едины и неотделимы друг от друга, и когда мы страдаем, другие тоже страдают. Собственное благополучие зависит от благополучия других. Поэтому нужно находить время, чтобы установить связь со своим сердцем, ибо как гласит буддийская пословица: «Если ты заботишься о своем уме, ты заботишься о мире».

Для Галифакс это означает необходимость заниматься медитацией и поддержкой своего духовного здоровья. Она называет это «неотъемлемой частью реализации эволюционной задачи трансцендентности, которая возможна перед смертью». И если ранее она относилась к смерти как к «врагу», теперь она научилась видеть в ней «учителя» и «наставника».

Вот что пишет в своей книге «Смерть: завершающий этап роста» Элизабет Кюблер-Росс о том, как работа в непосредственной близости со смертью обогатила ее жизнь. «Работа с умирающими пациентами отнюдь не мрачное и угнетающее занятие, – уверяет она, – напротив, она может принести необыкновенное удовлетворение, и я чувствую, что в последние годы моя жизнь была гораздо более полноценной, чем у некоторых других людей – вся их жизнь». Она называет смерть «в высшей степени творческой силой… Смотреть в лицо смерти значит бесстрашно решать главный вопрос о смысле жизни. Если мы действительно хотим жить, то должны иметь мужество признать, что жизнь в конечном счете очень коротка и важно все, что мы делаем».

Больше всего Кюблер-Росс известна своим знаменитым определением пяти стадий горя: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Вот что она пишет о последней стадии: «Это не самый благоприятный этап, но и не самый грустный… это не уступка, а скорее победа».

Даже если мы упорно отказываемся позволять смерти влиять на свою жизнь, она – жизнь – определенно скажется на нашей смерти. Автор книги «Уроки живым: истории о прощении, благодарности и отваге в конце жизни» Стэн Голдберг пишет, что «мысли и чувства, испытываемые людьми на протяжении всей жизни, нередко определяют, какой будет их смерть». Другими словами, если у вас была хорошая жизнь, скорее всего, вас ждет «хорошая» смерть. «Я пришел к выводу, что «качество» моей смерти определит багаж, который я смогу до нее дотащить, – пишет он, – я понял, как важно делать простые вещи: говорить своим родным и друзьям, что я их люблю. Говорить спасибо даже за самые незначительные оказанные мне знаки внимания, быть снисходительным к неловким словам и поступкам других людей и просить прощения, когда у меня что-то не получается».

Мы часто читаем трогательные истории самих умирающих – стоя́щих, можно сказать, на пороге смерти, в отличие от многих из нас, всего-навсего находящихся на более ранних стадиях умирания. Эти истории о важных уроках, которые они получают и которые оказываются настолько очевидными в конце жизни. В марте 2010 года звезде телесериала «Спартак: кровь и песок» Энди Уитфилду был поставлен диагноз – рак лимфатической системы. В поисках эффективного варианта лечения он побывал в Индии, Новой Зеландии и Австралии. В ожидании результатов обследования он и его жена сделали одинаковые татуировки – «Быть здесь и сейчас». «В глубине души я убежден, что всему этому было суждено случиться, – говорит он, – и я должен быть именно здесь и именно сейчас. Я готов к этому путешествию и предстоящим открытиям, готов ко всем этим приключениям. «Быть здесь и сейчас» – значит находиться в настоящем и не страшиться неизвестности».

Он умер в сентябре 2011 года. Но урок, который он преподал, живет. Осознавать себя в полной мере столь же важно для полноценной жизни, как и для «хорошей» смерти.