Многие постмодернистские паломники, стремясь обрести покой и научиться слушать тишину, дать душе возможность пробудиться, отправляются в монастыри, храмы и в «собор на открытом воздухе».
Праздники традиционно предназначались для духовной и физической подзарядки, чтобы сбавить темп жизни, почерпнуть новые силы в своей врожденной, но вечно подавляемой способности удивляться – и признать всю полноту и щедрость жизни. Я помню один такой праздник, когда дочери были еще маленькими, а мы жили в маленькой деревушке на острове Родос. На той же неделе, по случайному совпадению, в основной статье журнала
Все это было мне абсолютно близко. Кажется, мне было три года, когда я встала на колени у своей кроватки и стала молиться Деве Марии без всякой подсказки родителей. Всякий раз, когда было одиноко и страшно, я обращалась к ней с молитвой. Когда возникали неурядицы в школе, когда болела моя сестра, когда однажды отец не пришел домой ночевать, я молилась ей. В тринадцать лет, когда я начала медитировать, все равно продолжала молиться ей. Где бы я ни была – в Индии, занимаясь сравнительным религиоведением или буддийской медитацией или изучая каббалу, – я продолжала к ней возвращаться. Она была олицетворением матери, наставницы – воплощением безусловной любви. На протяжении всего своего детства я больше всего любила два летних дня: 15 июля – мой день рождения, и 15 августа – день, когда вся Греция воздает почести Деве Марии. Я постилась в день этого праздника – единственная в нашей семье. И даже если я не ходила в церковь в любое другое время года, то шла туда в день ее Успения и тихо сидела рядом со вдовами в черных платках и молодыми женщинами, пахнущими особой шерстью и дымком от свечей – склонившими головы в молитве, принимающими причастие.
Однажды на Родосе мы пошли в расположенный неподалеку увитый виноградом монастырь X века Тари, который вернул к жизни его настоятель, отец Амфилохий. Погруженный в православное богословие настоятель (в настоящее время глава Греческой архиепархии Новой Зеландии) излучал озорную радость, явно не проистекающую из его богословских званий. И монахи, и дети – все называли его «Геронда» («старец» по-гречески). Отождествление старости с мудростью и близостью к Богу, типичное для Греции, резко отличается от того, как мы сегодня нередко воспринимаем старение – как болезнь, причем ее носителей нужно изолировать и забыть о них.
А Геронда был не так уж стар – ему, вероятно, было тогда около шестидесяти. Его называли старцем скорее из любви и уважения, которые он внушал. Его глаза сияли, но энтузиазм подавлялся смирением. «Слава Господу» – так он отзывался о своих достижениях. «Если будет на то Божья воля», – говорил он о том, что предстояло совершить. Его духовность была наполнена благоговением к природе. «Есть страны столь же прекрасные, как наша родина, – сказал он мне однажды во время утренней прогулки в горах. – Но нет ни одной другой такой страны, где бы чувствовались ароматы Греции». Через каждые несколько шагов он останавливался, чтобы подобрать побег тимьяна или розмарина, веточку сосны или несколько полевых цветов – в отличие от меня, он в них прекрасно разбирался.
Общение с монахами на Родосе давало настоящую пищу для ума. Слушая, как говорит о своей вере отец Христодулос, еще один монах из монастыря Тари, я укрепилась в своей собственной вере. Он родился в Денвере, в греческой семье, затем переехал в Лос-Анджелес, чтобы попытаться использовать свой талант перевоплощений и сделать карьеру в Голливуде. Вместо этого ему пришлось работать официантом в ресторане Old Spaghetti Factory и коротать время на вечеринках среди знаменитостей, где кокаин был не менее популярен, чем греческие оливки. В конце концов, в результате череды случайностей, известных в монастырских кругах как «Божий промысел», он оказался в монастыре в Тари. Его день начинался в четыре часа утра с заутрени и божественной литургии. В местной общине он занимался с теми, кто нуждался в помощи, а в свободное время писал иконы – утонченные византийские образы, в которые он вкладывал всю свою беззаветную преданность Богу. Он подарил моим дочкам небольшую иконку, а в ответ Изабелла, которой тогда было пять лет, нарисовала его портрет, изобразив его высоким и худым, с бородой до пояса – художественное допущение – и с широкой улыбкой на лице. Она подарила ему эту картинку на пляже, сидя у него на коленях, – она в розовом бикини, а он в своем обычном сером монашеском одеянии. Он спросил ее, хорошо ли она спала ночью. «Нет, – ответила маленькая мисс Малапроп[30], – у меня были кошмарики. Огромный комарик-кошмарик в теннисных тапочках всю ночь бегал по мне взад и вперед».
Это была одна из таких недель, когда слову «праздник» возвращается его первоначальный смысл[31]. Хотя для многих из нас время праздников или каникул лишь усугубляет стресс, состояние показной занятости и желания все сделать и всего добиться – особенно при наличии смартфонов, благодаря которым мы не прерываем связи с тем самым миром, который якобы временно оставили. Всем нам знакомо чувство, с которым нередко возвращаешься из отпуска, – когда ощущаешь себя еще более опустошенным, чем до отъезда. По данным исследования тренинговой компании Fierce Inc., занимающейся развитием глобального лидерств, 58 процентов работников не испытывают абсолютно никакого снижения стресса по возвращении из отпуска, а 28 процентов ощущают еще больший стресс, чем до отъезда.
Куда бы ты ни шел – ты уже там.
Для меня – независимо от того, гощу ли я в греческом монастыре или провожу тщательно спланированный отпуск дома (а это значит полностью отказаться от всех электронных устройств, ходить в долгие походы и на прогулки, заниматься йогой или неспешными медитациями, спать дольше обычного, без необходимости вставать по будильнику, читать хорошие книги, абсолютно не связанные с работой, в которых можно подчеркивать все, что угодно), самое главное – это возможность вновь обрести способность удивляться. Это значит отключиться от внешнего мира и отправиться, пусть ненадолго, путешествовать в свой собственный внутренний мир.
Без такого духовного обновления единственным источником для подзарядки у нас может оказаться лишь негативный опыт. И как отмечает в своей книге «Мозг и счастье. Загадки современной нейропсихологии» доктор медицинских наук Рик Хансон, нейропсихолог из Калифорнийского университета в Беркли, «сам мозг весьма успешно использует негативные переживания для формирования структур головного мозга. Однако проделывать то же самое с положительным опытом мозгу оказывается довольно затруднительно». «Чтобы добиться желаемого результата, – утверждает он, – мы должны «зафиксировать» этот положительный опыт, потратив дополнительные 10–20 секунд на его усиленное внедрение в нейросистему». Другими словами, нужно время, чтобы подивиться окружающим миром, ощутить благодарность за все хорошее в жизни и преодолеть свою естественную склонность заострять внимание на негативных явлениях. Чтобы результат «закрепился», стал частью нас самих, нужно «сбавить обороты», и пусть чудо сделает свое дело, не нужно его торопить.
Один из способов пробудить чудесное в нашей жизни – использовать счастливые случайности и совпадения. Если мы открыты для этого, то их использование становится не просто способом, но и кратчайший путем. Совпадения, даже самые прозаические, стимулируют любознательность, желание познать тайны Вселенной и всего, о чем мы до сих пор не знаем и о чем даже не догадываемся.
В совпадениях есть нечто, что нас чрезвычайно радует. Тысячи и тысячи примеров на выбор – и при этом не настолько много, чтобы они потеряли над нами свою странную власть. В этом-то все и дело – такое сочетание невероятности, своевременности и необыкновенной удачи обладает поистине магической силой. Для философа Артура Шопенгауэра совпадения являлись замечательным примером «предопределенной гармонии» Вселенной. Для Карла Юнга они были «актами творения во времени». Для писателя и журналиста Артура Кестлера они были «каламбурами судьбы».
Вот, к примеру, несколько примеров таких «каламбуров судьбы»: женщина по имени миссис Уиллард Лоуэлл оказывается запертой в своем доме в Беркли, штат Калифорния. Пока она пытается сообразить, что делать, появляется почтальон с письмом от недавно гостившего брата, который увез с собой запасной ключ от ее дома. Внутри конверта – тот самый ключ.
А вот еще: человек проводит опрос в торговом центре, в ходе которого ему нужно записывать телефонные номера опрашиваемых. Один из них придумывает номер и говорит его. «Извините, сэр. Но это не ваш номер», – возражает опрашивающий. «Почему это не мой?» – недоумевает тот. «Потому что номер, который вы только что придумали, на самом деле номер моего телефона».
Совсем не обязательно знать, что означают совпадения, или делать какие-то важные выводы, когда с ними столкнешься. Но они служат эпизодическими напоминаниями, чтобы мы не теряли свою любознательность, желание время от времени остановиться и ощутить сиюминутность момента, почувствовать себя открытыми для тайн жизни. Такие совпадения – что-то вроде «принудительной перезагрузки».
По моему опыту – не важно, каковы ваши духовные убеждения, не важно, верите ли, что есть нечто большее во Вселенной, чем вы сами, или нет, – мы все любим совпадения. (Может, и есть какие-то зануды, которые не любят, но таких я пока не встречала.) «Совпадения – что-то вроде кратчайшего пути к ответам на серьезные вопросы о судьбе, о Боге – это так даже для людей, которые не верят ни в то, ни в другое, – говорит продюсер популярного радиошоу «Эта американская жизнь» журналистка Сара Кениг. И добавляет: – Они создают ощущение, что где-то там кто-то или что-то следит за вашей жизнью и что в череде совпадений вырисовывается некий план».
Во время одной такой передачи о совпадениях продюсеры попросили слушателей присылать свои истории. Слушатели откликнулись, прислав 1300 рассказов. Один из них был от человека по имени Блейк Оливер. Однажды он вскользь заметил своей подруге Камилле, что ему хочется сделать новую заставку на своем телефоне, и она послала ему по электронной почте свою детскую фотографию. Но кроме нее, на фото Оливер увидел также свою собственную бабушку. Он вырос в Мичигане, а Камилла – в штате Юта. Но когда была сделана фотография, Камилла была в Ванкувере на каникулах, а бабушка Оливера оказалась там в гостях у родственников – и прогуливалась на заднем плане фотографии, которую Оливеру предстояло увидеть годы спустя. Космическая фотобомба! «С ума можно сойти, – сказал Оливер, – не просто на фотографии, но прямо-таки позади Камиллы».
Кроме этого, на передаче прозвучала еще одна история о человеке по имени Стивен Ли, который рассказал о том, как он пригласил родителей своей подруги Хелен познакомиться со своими родителями сразу после обручения. Во время этой встречи выяснилось, что отец Стивена (в то время уже покойный) ухаживал и даже сделал предложение матери Хелен много лет тому назад в Корее, еще в 1960-х годах. Это совпадение очень много значило для Стивена: «Я провел со своим отцом не так много времени, как бы мне хотелось, и вдруг он снова стал активной частью моей жизни. Трудно даже вообразить, что я смогу поговорить со своей тещей и узнать, каким был отец, когда ему было двадцать, – чего не знает даже моя мама».
Еще один пример прислал некий Пол Грачан, рассказавший историю о том, когда он решил, что пора перейти к более серьезным отношениям со своей подругой Эстер. Он думал об этом, покупая сэндвич в кулинарии. Доставая из кошелька деньги, чтобы расплатиться, он заметил, что на одной купюре кто-то написал «Эстер», и решил сохранить ее. Позже он вставил ее в рамку и подарил своей девушке. Она опешила, но в тот момент ничего не сказала. Спустя много лет, когда они уже были женаты и переезжали на новую квартиру, она вытащила ее и рассказала, почему так прореагировала тогда. Когда ей было девятнадцать лет, у нее был несчастный роман. «Я подумала тогда: как люди узнаю́т, кто тот самый человек, с которым им суждено прожить всю жизнь? – вспоминала она о том времени. – И я сказала: знаете что? Не буду я об этом беспокоиться. А просто напишу свое имя на этом долларе. И тот, кому он попадется, будет тем самым парнем, который попросит, чтобы я вышла за него… Я поняла, что мы поженимся в тот день, когда ты подарил мне ту долларовую банкноту». Она ничего тогда не сказала, потому что не хотела спугнуть его, заговорив о свадьбе так скоро.
Когда он наконец узнал, в чем было дело, он, конечно, был ошеломлен: «Я подумал: а чем это может для нас обернуться? Может, мы изобретем машину времени? Или наши дети принесут мир во всем мире? То есть что все это значит? Потому что в этом есть что-то большее, чего мы еще не понимаем».