Он сам знал о недостатках пьесы и собирался ее переделать, но пришло предписание - не позже пятого мая выезжать на фронт. Тогда - времени не оставалось - он отдал пьесу (как она была) Саше Мгеброву, весной основавшему петроградский Рабочий революционный героический театр.

Впервые они встретились в 1903 году. Мгебров в то время учился и о театральной карьере не помышлял. Александр о драматургии тоже не помышлял, они сошлись на Революции. Один работал пропагандистом в рабочих кружках Выборгского района, другой - среди солдат расквартированных в Питере частей. Сошлись - не то слово. Сцепились, схватились. Александр смолоду был нетерпим и горяч, но Мгебров - сущий вулкан. Бушевал, лез в драку, хватался за пистолет. Потом быстро остывал. Не разочаровывался, не стремился сжечь то, чему поклонялся, был преисполнен благодарности старым кумирам, готов был восхищаться ими и... норовил сбежать. Вечно искал что-то неведомое. Ему постоянно казалось, что истина ускользает от него. Он призывал солдат и своих сокурсников-юнкеров к борьбе во имя бедных и угнетенных, но Александру однажды признался: «И ты и твои товарищи кажутся мне наивными мечтателями, которые не имеют ни малейшего понятия о действительности. Я вырос в военной среде, в ней живу, и я вижу реальную силу, противостоящую вам, - русскую армию, которая была, есть и будет за веру, царя и отечество. Пытаться сокрушить эту силу немыслимо». Потом сам себе возражал: «Нет, нет. Душа моя тянется к вам, а для меня всегда важнее чувство, чем мысль, и, хотя я умом этого не схватываю, душою готов поверить, что мы, офицеры, вместе с вами сможем многое сделать. Серая солдатская масса - это ведь целый мир, и разве не от нас зависит близко подойти к ней и воспитать ее...»

В ноябре 1905 года поручик Мгебров в Батуме вывел из казарм минную роту для защиты рабочих от зверств казаков, «усмирявших беспорядки». За эту акцию был приговорен военно-полевым судом к расстрелу. Спасли отчаянные хлопоты отца, генерала и крупного чиновника военно-технического управления. Мгебров был признан душевнобольным и отпущен за границу. Но ни заключение в сумасшедший дом, ни ожидание расстрела не сломили и не умиротворили пламенную душу. Ко всему прочему, помилование, которое исхлопотал отец, не было окончательным, и время от времени по непонятным причинам судебный процесс вспыхивал вновь. Судьба, соответствующая натуре этого человека.

Павел Орленев, встреченный им в Норвегии, увлек его с философского факультета университета в Христиании на театральные подмостки. Мгебров, покоренный личностью Орленева, начал играть в его труппе и рискнул вернуться в Россию.

Александр вновь увидел его в 1907 году - Мгебров был буквально опьянен орленевскои идеей «третьего царства». «Ты знаешь, что такое третье царство?! - кричал он. - Это радость, это праздник, сплошной великий праздник! Но не глупого безделья, а труда и достижений... Мы будем играть в деревнях для народа, для простых крестьян. Устроим настоящий крестьянский театр. Мы научим людей радоваться, сейчас никто этого не умеет. Весь мир погряз в борьбе, в распрях, в тяжком труде, а мы вернем людям чувство радости. Уметь радоваться - это искусство, которым человек должен овладевать как ремеслом... Наш театр - балаган, но одновременно и храм. Наша религия - веселье. Бьющая через край жизнь. Мы играем и живем на виду у всего мира, и крестьяне в любой деревне, зажженные нашим весельем, живут и радуются вместе с нами. Вот настоящая революция! Мы приобщаем к новой жизни не проповедью, не поучением. Показываем людям, как нужно любить, любить жизнь, потому что, пока мы не любим жизнь, не любим себя, не любим ближних, никакие социальные революции нам не помогут!»

Что возразить безумцу, очаровательному, бескорыстному и талантливому? Народническая утопия.

- Ты социалист эмоциональной окраски, - повторял Александр слова Энгельса об Уильяме Моррисе, благо перевод моррисовской «Эпохи счастья» только что появился и восхитил Мгеброва. - Полагаешь, искусство может преобразовать общество?!

- Ты сам эмоциональной окраски! Ты сам говорил, что собирался в Ясную Поляну, как в Мекку.

- Так это когда было!

- Ты еще убедишься, что правда на нашей стороне. Послушай, бросай свою политику, бросай университет, тебя все равно выгонят, приходи к нам. Поедем вместе в деревню. Ты прирожденный актер. Как поешь, танцуешь! Подумай, сколько счастья ты можешь дать людям.

Александр слушал его и тем упорнее писал свою пьесу о событиях 1905 года, ибо полагал, что начинать нужно с социальной революции. И главную роль в ней (и в его пьесе) будут играть рабочие, а не крестьяне. Хотя возвышенные монологи друга не оставляли его равнодушным. Порою хотелось поверить в сказку о «третьем царстве», поучаствовать в загадочном предприятии. Вдруг что-нибудь выйдет. Вдруг и впрямь можно примчаться на тройках в деревню, раскинуть шатры, петь и плясать, учить людей радоваться. И заодно самому учиться.

Но, увы, ничего не получалось с театральным царством у Саши Мгеброва. От Орленева он ушел, небезуспешно играл в Художественном театре. Ушел и оттуда, увлекшись Верой Федоровной Комиссаржевской. Играл с нею. Затем у Евреинова в Старинном театре, у Мейерхольда. Ему было написано на роду - уходить, взрывать спокойное течение будней, никогда не быть довольным собой. И никого не винить. Уходить, но не покидать... Только теперь у него свой театр, подаренный ему Революцией...

Мгебров был счастлив, когда они прощались на Николаевском вокзале, полон планов. Взяв у Александра кроме «Красной правды» еще и «Праздник сатаны», провозгласил «театр Вермишева».

- В начале сентября приезжай на премьеру! - с перрона махал рукою Мгебров.