Батальону, однако, была сделана скидка, по 2 рубля билет. Командованию отведены ложи.

Открылся занавес, декорации были исполнены в кубофутуристической манере - нагромождение фанерных ящиков, обтянутых кумачом. Задняя кирпичная стена театра обнажена. Посредине стол, по бокам железные койки. На койках тифозные солдаты. Вокруг стола господа во фраках и цилиндрах - отцы города - Ельца - Руана. Первое действие было переложением одноактного фарса Мирбо «Эпидемия». Разоблачался цинизм денежных мешков, с французским изяществом протестовавших против кредитов на здравоохранение, в данном случае - на борьбу с эпидемией тифа, начавшейся в казармах.

«Эпидемии, - говорил актер, изображавший члена оппозиции, он же режиссер спектакля Воронов-Вронский, - представляют собою школы, необходимые и чудные школы героизма... Если бы не было эпидемий, где бы солдаты учились теперь презрению к смерти и пожертвованию собой в пользу родины?

Несколько голосов. Это правда... Браво!

Член оппозиции. Где бы они развивали в себе такое чисто французское качество, как храбрость?.. То, чего от нас требуют, есть узаконение трусости... Умирать - это их ремесло. Умирать - их долг. Умирать - их честь».

Во втором действии декорация являла собою те же кубы. Койки вынесены, на кубы накинуты черные покрывала. По верхним плоскостям расставлены: бронзовый канделябр, семисвечник, фарфоровый сервиз на серебряном подносе, картина, зеркало, икона. На кирпичной стене висели пустые золоченые рамы. Все это обозначало роскошное жилище эстета-антиквара. Появлялся вор. С ним слуга. Они складывали в чемоданы вещи, на шум выходил полуодетый обворованный. Вора играл тот же Воронов-Вронский - во фраке, в лакированных туфлях и белых перчатках. Завязывался непринужденный диалог.

Обворованный. С кем имею честь?

Вор. Мое имя, милостивый государь, оказалось бы, вероятно, в данный момент... слишком большим сюрпризом.

Вор льстил обворованному: «О, в наши времена стиля модерн вкус - такая редкая вещь... Я знаю в этом толк». Обворованный отвечал: «Я действительно вижу, что мы любим одно и то же. Это прелестно...»

Далее вор разъяснял свою философию.

Вор. Раз человек не может избегнуть этого фатального закона воровства, то было бы гораздо честнее, если бы он действовал откровенно-.

В третьем действии кубы вновь стали алыми, на задней стене появился круг, оклеенный золотой фольгою. Он изображал солнце, кубы - баррикаду. Вор под влиянием своей возлюбленной, некоей кружевницы, ставшей жертвой полицейского произвола, - в интермедии полицейский грубо тащил ее за кулисы, - оставил анархо-индивидуалистические взгляды и во главе восставших тифозных казарм бился с буржуями на баррикадах Греческий хор елецких нищих и беженцев, стоя на стульях в оркестровой яме, распевал:

Соха и молот - два друга воли

И знаменуют собою труд.

В них все спасенье от лютой доли,

Ведь в царство правды они ведут.

Соха и молот хотят жить дружно,

Но уничтожить их хочет меч.

Меч капитала! Ему так нужно

Народной кровью себя сберечь...