— Нет времени, — ответил я. — Уходим!
Он только всплеснул руками, но, видя мою решимость, спорить не стал. Было понятно, что я не стану его ждать.
Мы погрузились в три автомобиля, один из которых был микроавтобусом. Туда погрузили Нисиду, а Гэндзу посадили в обычный автомобиль на заднее сидение. Омори нашлось место только рядом со мной. И едва мы отъехали, как к на улицу завернули несколько машин. Издалека было сложно сказать, что это за аппараты, но мне показалось, что они очень похожи на чёрные микроавтобусы, о которых говорил Мичи. Но, конечно, я мог ошибаться.
К счастью, они нас не заметили, поэтому никакой погони не было. Но совсем скоро у врача зазвонил телефон. Несколько секунд в него в панике что-то кричала одна из медсестёр, а Омори всё сильнее бледнел. Затем связь оборвалась.
— Я абсолютно не понимаю, что происходит, — проговорил он, глядя на меня. — Вы — полицейские, и там — полицейские. Почему вы друг против друга?
Мне осталось только тяжело вздохнуть. Что я мог ответить на это? Так бывает, когда достаточно высокий чин начинает преследовать собственные интересы. Однако в Японии, как я понял, это никогда не становилось достоянием общественности. Исключением был разве что недавний случай с генсеком правительства Японии, который попался на взятках. Но в остальных случаях всегда пытались прикрыться другими обстоятельствами, пытаясь создать в общественном сознании образ страны с искоренённой коррупцией.
— Куда? — повторил начальник охраны, заставив меня задуматься ещё больше.
Надо бы последовать собственному совету, данному Бусиде Мичи, только что-то меня смущало. Не хотел я ехать на побережье. Да и болтаться по городу — было довольно рискованным занятием, так как три машины вместе могли привлечь ненужное внимание.
— А давайте к вам в гараж, — предложил я, вспомнив, что он находится за выгоревшим зданием участка, в многоэтажном подземном помещении. — Там нас вряд ли искать будут.
Врач всё это время пытался дозвониться до кого-то из персонала. Затем набрал приёмный зал, и услышал резкий голос, явно не принадлежащий его знакомым.
Я выхватил телефон у него из рук, нажал отбой, затем выключил аппарат, вытащил из него сим-карту и выкинул за окно.
— Телефон тоже нужно выкинуть, — хмуро произнёс полицейский. — И у этих, которых спасаем, тоже.
Я с сожалением посмотрел на свой телефон. Наверняка, его данные тоже уже не являлись тайной для тех, кто хотел нас достать. И в этот момент аппарат зазвонил.
— Мама, мама, а зачем тут памятник собаке? — тщательно выговаривая слова проговорил шестилетний мальчуган, тыча детским пальчиком в бронзовый памятник Хатико. — Она спасла кого-нибудь?
— Нет, родной, — улыбнулась его мама Вакаиро Миво, а затем, подумав, добавила: — Хотя в каком-то смысле спасла. Она очень много людей спасла от жестокосердия.
— А что такое же-сто-ко-сер-ди-е? — с трудом, но упорно спросил малыш. — Это кто?
— Это значит, что собачка научила людей больше любить своих домашних питомцев, — проговорила женщина, присев на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с сыном и смотреть ему в глаза не сверху-вниз. — Научила не бросать собак и кошек. Научила тому, что звери иной раз гораздо более преданные, чем люди.
— А где она этому учила? — с абсолютно серьёзным видом и детской непосредственностью спросил мальчуган. — В школе? Или в ин-сти-туте? — сложные для себя слова он пока говорил по слогам, но управлялся с этим замечательно.
Миво смотрела на него с нескрываемой любовью. Она и раньше любила его самой большой и искренней любовью, а после поездки в Саппоро, куда они ездили к её отцу и матери, и где их едва не сбил автомобиль, она и вовсе души в сыне не чаяла, так как поняла, что в любой момент может потерять его.