— Приходилось.
— Какое оно из себя?
— Мягкое.
— А еще?
— Тягучее.
— Бели его как следует подбросить, что получится?
— Лепешка.
— Это — когда упадет. А в воздухе его может по-всякому перекрутить. Куски лавы, когда их подбрасывает взрывом — а подбрасывает со скоростью зенитного снаряда, — сначала тоже пластичные, как пирожковое тесто. В это время из них и получаются веретено или слон. А лепешками эти фигуры не стали потому, что, пока падали, успели затвердеть.
Заповедник, населенный подобиями животных, примыкал к той части конуса, где из маленького наружного кратера излился четырехпалый поток. Здесь находилась взрывная воронка. В отличие от первой воронки, через которую двигался основной поток, эту мы называли «второй нижней». Из-за того что к нашему приезду первая воронка заполнилась лавой, трудно было представить, как она выглядела сразу после взрыва, угадать ее первоначальную глубину. Вторая нижняя имела километровую окружность и отвесные стены, падавшие на глубину семидесяти метров. Со стороны конуса часть стены была срезана танковым проходом лавы. Коснувшись дна, поток замер.
По его спине, как по остановившемуся эскалатору, мы спустились в воронку. Небо осталось где-то в другом мире. Высоко над головой, отделяясь от разогретых взрывом краев воронки, вихрились, застилая выход, газовые протуберанцы. Сквозь них слабо проступало будто разъеденное сернистыми парами солнце.
Между отвесной стеной и дном воронки была щель. Из нее тянуло знакомым и потому неожиданным для подземелья духом. Неожиданность сбила с толку.
— Не поймешь, чем пахнет? — спросил Костя. — А керосинчиком. Товарищ, которого я после киносъемки откачивал, здесь надышался.
— Не скажешь ли, кто нас откачает?
— Ничего с нами не будет. Легкое головокружение — не больше. Воронка проветрилась.
Костя присоединился к Геннадию — цепляясь за выступы в стене, тот поднимался к обнажению древнего потока. Я записал в блокноте вопрос, который собирался но возвращении наверх выяснить у моих друзей: «Какова природа «керосиновых» испарений? Можно ли провести связь между ними и новыми суждениями о природе горючих ископаемых?..»
Эти новые суждения я слышал в Институте вулканологии. Насколько они авторитетны в мире науки — судить не берусь. Пожалуй, что господствующей пока остается всем известная теория органического происхождения нефти и газа. У меня хранится вырезка сравнительно недавней статьи видного специалиста в области экологии растений и животных академика С. С. Шварца. Там сказано, что «древняя жизнь создала в недрах Земли горючие ископаемые».
Новая точка зрения допускает неорганическое происхождение этих ископаемых. Изучая так называемые постмагматические процессы — они связаны с остыванием магмы и отделением от нее летучих соединений, — некоторые ученые-геологи пришли к мысли: нефть, возможно, образуется в магматическом расплаве. Значит, не исключена возможность хотя бы частичного восполнения запасов нефти, из которых каждый год вычерпываются многие миллионы тонн.
Стучали молотки, мелкий горошек звуков сыпался со всех сторон. Выше меня на потоке бродил Алексей, казавшийся сказочно маленьким человечком, взобравшимся на костистый хребет мезозойского ящера. Маленькими и беспомощными казались распято приникшие к стене воронки Геннадий и Костя.
А голова кружилась. Я перебрался подальше от смрадного источника, но запоздалый маневр облегчения не принес. Надышался впрок.
Скорее бы наверх, к солнцу.