– Уолт Уитмен, – прочёл на обложке доктор Джессоп. – Стихи.

Не зная наизусть ни детских рассказов, ни сказок, профессор взял за правило в каждый свой приход прочитывать хотя бы по паре страниц: то стихи любимого Уитмена, то главу из справочника по квантовой физике или брошюрку о выживании на арктической военной базе. Как-то ему даже попалась статья о здоровом питании в условиях Заполярья. Не обращая внимания на самодовольные подмигивания доктора, Уоррен надевал очки и читал, время от времени катая в руке найденный у мальчика чёрно-белый камешек: ему нравилось ощущать под пальцами эту абсолютную гладкость.

А однажды профессор случайно коснулся вытянутой вдоль тела руки ребёнка и, недолго думая, взял его ладошку в свои. Она казалась невероятно крохотной и хрупкой – совсем как насквозь промороженный ботинок, когда-то найденный им во льдах; настолько хрупкой, что профессор не решался сжать её, страшась увидеть, как та рассыплется.

– Он ведь никогда не очнётся, правда? – спросил Уоррен доктора Джессопа.

– Ну, состояние у него стабильное.

– Но в сознание он не придёт.

– Наверное, нет, – вздохнул Джессоп. – Но вам не кажется, что, когда о нём заботишься, и самому легче?

Уоррен уже думал об этом. Он не мог понять, оказывает ли какое-нибудь воздействие на ребёнка, но сам в его присутствии определённо чувствовал себя лучше.

Бессонница Алекса была подобна раку, день ото дня поглощавшему всё новые и новые здоровые ткани. Казалось, чем старательнее Алекс избегал света, тем яростнее свет преследовал его, не давая ни секунды передышки и при первой же возможности становясь ещё ярче.

Вскоре молодой человек обнаружил, что у него дрожат руки; днём позже, в лаборатории, он опрокинул прибор, а когда Уоррен подошёл помочь собрать осколки, внезапно расплакался.

– Ты чего это? – удивлённо спросил профессор.

– Сам не знаю. Как-то странно себя чувствую – должно быть, из-за света. Уже пару суток совсем не сплю. – И Алекс вновь принялся высматривать по полу кусочки стекла.

– Может, тебе стоит заткнуть щели в ставнях?

Ассистент поднял голову, словно демонстрируя следы своих страданий: на восковом лице выделялись синюшные глазницы, щетинистые щёки ввалились.

Уоррен был потрясён. Как это он упустил столь чудовищную трансформацию человека, которого видел каждый день? И давно парень в таком состоянии?

Алекс украдкой вытер слёзы.

– Я тут обнаружил, что солнце движется по гауссиане. Точнее, по синусоиде, – выдавил он, пытаясь улыбнуться.

– О чём это ты?

– Я вчера наблюдал закат… В смысле, то, что здесь называют закатом… – Алекс нервно потёр губу. – Солнце склоняется к горизонту, касается его, а потом снова уносится вверх. И подобный трюк оно проделывает постоянно, так ни разу и не уйдя за горизонт. Получается непрерывная синусоида, понимаете?

– Теперь, похоже, понимаю.