Покрасневший от натуги, запыхавшийся Кох выбрался наверх аккурат с появлением четвёрки мужчин. Дальше неприятности последовали одна за одной. У идущего впереди худощавого, подтянутого мужчины лет сорока академик сразу рассмотрел устройство. То самое! Его личное изобретение, которое он отдал Вере Павловне для выхода на самого себя!

Мало того, мужчина оказался не просто знаком, а узнаваем: тот самый, который оказался на площадке его дома и пялился на Александра, пока тот отчаянно делал вид, что играет с пожарной машинкой. И сейчас вот этот мужчина квадратными глазами уставился на ребёнка и словно окаменел. Зато его с боков обошли иные сопровождающие.

Этакий холёный господин, который в лесу казался более чем чуждым. Стоящий за ним двухметровый шкаф с квадратным лицом. Ну и третий… мужик за пятьдесят, с лопатой и мешком в руках. Скорее всего из местных, может, и в роли проводника выступающий.

– Ух ты! Каков грибник нарисовался! – воскликнул лощёный тип, цепко оглядывая окружающий лес. – Ты откуда такой красивый?

Академик с огромным трудом справился с голосом, но ответил вроде достойно:

– Из Малиновки мы.

– Нет там таких! – тут же встрял со своим комментарием нахмурившийся мужик.

– А мы только вчера приехали, – бойко лепетало дитё, показывая, что ничего не боится. А сам в то же время пытался вытащить пистолет, прикрывая корзинкой действия правой руки. – Мы тут с папой и с дядей Лёшей. И бабушка Таня с нами.

Теперь уже внимательно озирались все трое, пытаясь понять, где это так удачно прячется огромное семейство. Только тип с устройством стоял на месте, не шевелился и, кажется, даже не дышал.

– Так ты потерялся? – показал свою особую догадливость господин.

– Нет, мы тут все, рядышком…

– Чего-то я никого не вижу… Крикнуть, что ли?..

Но, наоборот, стал говорить ещё тише. Тогда академик ткнул корзинкой в сторону небольших кустов и громко закричал:

– Да вон же бабушка Таня! Присела в кустиках!..

Повернулись в нужную сторону все трое. И хоть окаменевший тип продолжал стоять истуканом, пялясь на ребёнка, тянуть было больше нельзя. Уронив тяжеленную кошёлку, Кох схватил пистолет двумя руками и открыл стрельбу.

Расчётливо стрелял, выверенно. Два выстрела в лощёного господина. Потому что тот уже вынимал пистолет из подмышечной кобуры – самый опасный противник. Ему – одна пуля в грудь, вторая – в живот. Затем всего один выстрел в самого огромного. Тому для начала хватило пули в живот. Ну и напоследок две пули в мужика, который, бросив лопату, оказался совсем безоружен. Он только пятился вначале, а потом стал разворачиваться для побега. Но с четырёх метров герой-орденоносец не промажет. Пусть даже слабые детские ручки и подрагивают от тяжести дёргающегося пистолета.

Мужик грузно рухнул на землю, ствол пистолета уже наводится на мужчину с устройством. И тут случилось совсем неожиданное: тот рухнул на колени. Заложив руки в замок на затылке, он скороговоркой запричитал:

– Александр Свиридович, не убивайте! Готов вам преданно служить по гроб жизни, только не убивайте! Не скажу, что заслужил прощение, но вас вот не выдал. Да и вообще о вашем сознании в теле маленького ребёнка ни словом этим уродам не обмолвился. Иначе они бы вас сразу повязали, руки-ноги перед тем прострелив. И сюда они меня просто заставили прийти, я даже не догадывался, что мы встретимся. Чудом меня не застрелили и не замучили насмерть. И тогда, в вашем доме, меня убить решили, потому что догадались: я вам помочь хочу.

Как это было ни странно, но услышанное показалось академику правдой. Не всё, конечно, кое-что царапнуло слух. Но подробности можно и позже выяснить. Как-то неожиданно в сознании возникла уверенность.

«Этого я всегда порешить успею! – потом и другие здравые мысли подоспели. – И кто будет эти трупы ворочать? Тем более что и не все ещё трупы…»