Глава 4

Стефанович стоял у своей «Волги», приплясывая в модных ботиночках на московском морозце. Увидев нас, расплылся в улыбке и помахал затянутой в чёрную перчатку рукой. Вижу, что в машине с работающим двигателем на переднем пассажирском кто-то сидит, в тонкую щель приспущенного стекла выплывают облачка сигаретного дыма. Понятно, сама Алла Борисовна, ей выходить из тёплой машины не комильфо, предпочитает курить в салоне. Значит, Стефанович разрешает.

— Как добрались?

— Поезд с рельсов не сходил, соседи по купе не храпели, — отшучиваюсь я. — Здравствуйте, Алла!

— Здравствуй, Максим, — благосклонно кивает Примадонна. — Здравствуйте, Надежда…

— Михайловна, — подсказывает мама, забираясь на заднее сиденье. — Но можно без отчества.

Едем уже знакомой дорогой к уже знакомому нотариусу. Повсюду символы грядущих Олимпийских Игр. Было бы неплохо к Олимпиаде песню, что ли, какую придумать… Или позаимствовать, хотя, мне кажется, все, кто хотел, уже свои творения к этому событию написали.

— Да, кстати! — вспоминаю я и лезу в сумку. — Александр Борисович, можете поставить?

— Что это? — спрашивает он, принимая от меня аудиокассету.

— Здесь, если можно так выразиться, «рыба» новой песни, назвал её «Любовь, похожая на сон», на кассете название написано, — подсказываю я. — Пела наша клавишница Лена, она же и аккомпанировала себе, ну и мы помогли, само собой. Получилось, правда, на скорую руку, за пару часов отрепетировали и записали. Ребята хотели, чтобы мы включили её в свой репертуар, но я сказал, что песня писалась с прицелом на Аллу Борисовну.

— Ладно, давайте послушаем.

Александр Борисович и вставляет кассету в кассетоприёмник магнитолы, из которой до этого лились «бониэмовские» напевы. Фортепианный проигрыш вроде того, что мне запомнился у Крутого, а затем зазвучал низковатый, чем-то похожий на голос Пугачёвой голос нашей клавишницы: