— Вот и хорошо. А теперь… не хочешь ли поработать на нас?

Так я получил первую работу. Устроился на полдня в отдел по борьбе с технологическими преступлениями, или, сокращенно, ОБТП. В самом начале пути браконьер превратился в егеря. Как говорится, был хакером, стал крэкером.

По складу ума я идеально подходил к новой работе. Я взламывал компьютеры хакеров, удивляя даже самых опытных специалистов. Днем, до тех пор пока мне не исполнилось семнадцать, я продолжал учиться в школе и закончил ее замечательно. По математике и информатике набрал высшие баллы. По остальным предметам я, правда, провалился, но взломал базу данных и подделал результаты. Чиновники из министерства образования настучали на меня, но мой начальник в ОБТП заявил, что я совершил мелкое правонарушение. В общем, дело прекратили «за недостаточностью улик». На словах меня распекли и сказали, что все равно возьмут меня на работу, так как я обладаю минимальными навыками, необходимыми их штатным сотрудникам.

У меня была возможность продолжить учебу в университете, но я от нее отказался. К двадцати годам я стал старшим программистом ОБТП в Скотленд-Ярде. Я разработал версию специального языка программирования, который объединил протоколы на различных системах и давал мне возможность выполнять команды в то время, когда графические и другие обрабатывающие программы все еще активны и выполняются. Когда несведущее начальство спрашивало у меня, в чем суть моей разработки, я объяснял популярно: рыбка оказывается на крючке еще до того, как заглатывает наживку.

Потом я заскучал. Из моих сетей почти никому не удавалось ускользнуть. Если можно так выразиться, егерь заскучал по прошлому, когда сам был браконьером. Стать миллионером я не стремился; деньги никогда не играли существенной роли в моей жизни. Они лишь позволяли не отказывать себе в необходимом. Мне предлагали работу в Кремниевой долине и Кембридже, но я отказался. Свободное время я коротал в киберкафе и общался с людьми, у которых были сходные со мной интересы. С женщинами я общался редко; по-настоящему меня привлекали лишь те, чей интеллект способен был посоперничать с моим. И физическую близость я считал не более чем способом общения, единением двух сходно мыслящих людей. Как правило, дальше мы уже не заходили. Оставались друзьями, а секс постепенно сходил на нет.

Меня не тянуло ни с кем проводить больше одной ночи. Да и мои партнерши смотрели на жизнь примерно так же. В современном мире принято создавать семью на четвертом, а то и на пятом десятке. Фразу «Займись со мной любовью» я переводил для себя как «Трахни меня». После секса я почему-то всегда злился, а еще мне бывало стыдно. Наверное, где-то есть женщина, с которой хочется провести больше одной ночи? Пока все отношения мне казались какими-то бессмысленными.

Я бороздил просторы Интернета, все расширяющейся Всемирной паутины. Не было места, куда бы я не мог проникнуть; от моих визитов не были застрахованы ни один файл и ни одна организация. Я не ставил себе цели кому-то отомстить и никогда не пользовался добытыми сведениями в личных целях. Процесс поиска и взлома доставлял мне куда больше радости, чем результат.

Утром того дня, когда мне исполнилось двадцать, я проснулся от головной боли. Изнутри меня раздирал гнев. Я понял, что пора двигаться дальше. Придя на работу, я взломал самые секретные файлы ОБТП — для знакомства с ними требовался особый допуск. Я нарочно «наследил». След вел через много стран, бросал тень на многих интернет-провайдеров, веб-сайты, а также на несколько крупнейших мегакорпораций. Тем самым я словно намекал своему начальству, что и ОБТП ни от чего не застрахован. При этом вычислить хакера не было никакой возможности. Информацию, которую я добыл, я разослал во все английские газеты. К обеду, понаблюдав за тем, как мои коллеги судорожно пытаются найти злоумышленника, я выключил свою машину, предварительно стерев все улики, способные навести на мой след, написал прошение об отставке и покинул Скотленд-Ярд.

Мое начальство, конечно, заподозрило, что именно я сделал их файлы достоянием гласности.

— Многих убивали за меньшее, — предупредил меня один из них по телефону неделю спустя.

— А может, наоборот — оставляли в покое, потому что они много знают? — парировал я.

Все понимали, что поймать меня никак не удастся; они же сами меня и вышколили.

Приступы головной боли и ярости на время прошли.