Роза посмотрела на меня и кивком подтвердила сказанное.

Повернувшись к Розе, Лидия велела ей отойти от Хосефины. Роза покорно отошла и села на скамейку рядом со мной.

— Нагваль предсказывал, что в один прекрасный день она снова заговорит, — сказала мне Лидия.

— Эй! — сказала Роза, дергая меня за рукав. — Может, это ты поможешь ей заговорить?

— Да! — отозвалась Лидия, словно у нее мелькнула та же мысль. — Может быть, ради этого мы и должны были ждать тебя.

— Ну конечно же! — воскликнула Роза с выражением истинного озарения.

Они вскочили и стали обнимать Хосефину.

— Ты снова будешь говорить! — кричала Роза, встряхивая Хосефину за плечи.

Хосефина открыла глаза и начала вращать ими. Она издавала приглушенные вздохи, похожие на всхлипы, а потом заметалась из стороны в сторону, крича, как животное. Ее возбуждение было таким сильным, что она не могла разжать челюсти. Они и не пытались успокоить ее.

— Ты снова будешь говорить! — кричали они. — Ты снова будешь говорить!

От криков, стонов и всхлипов Хосефины у меня по коже прошел озноб. Я был совершенно сбит с толку и решил попытаться поговорить с ними спокойно. Я взывал к их разуму, но вдруг до меня дошло, что его у них — по моим стандартам — было крайне мало. Я расхаживал по кухне взад-вперед, пытаясь сообразить, что же мне делать.

— Поможешь ты ей или нет? — требовала Лидия. — Ну пожалуйста, сэр, пожалуйста, — умоляла меня Роза.

Я сказал им, что они сошли с ума, и я просто не представляю, что надо делать. Но говоря это, я обнаружил вдруг в глубине своего разума странное чувство любопытства и уверенности. Сначала я хотел отбросить его, но оно завладело мною. Однажды у меня уже было подобное переживание, когда одна моя близкая подруга была смертельно больна. Мне казалось, что смогу помочь ей выздороветь и выйти из больницы, где она умирала. Я даже консультировался по этому поводу с доном Хуаном.

— Точно. Ты можешь вылечить ее и вырвать из лап смерти, — сказал он.

— Как? — спросил я.

— Это очень просто, — начал он. — Ты только должен напомнить ей, что она неизлечимо больна. Так как это крайний случай, то у нее есть сила. Человек становится мужественным, когда ему нечего терять. А ей больше терять нечего. Она уже потеряла все. Мы малодушны только тогда, когда есть еще что-то, за что мы можем цепляться.

— Но разве одного напоминания достаточно?

— Нет. Но это даст ей необходимую поддержку. Затем она должна оттолкнуть болезнь левой рукой. Она должна толкать вперед свою левую руку, сжатую в кулак, как бы держась за дверную ручку. Она должна с усилием толкать и толкать ее, говоря болезни: «Прочь, прочь, прочь». Скажи, что ей больше ничего не остается, как только посвятить каждую секунду оставшейся жизни выполнению этого движения. Я уверяю тебя, что она сможет выкарабкаться, если захочет.

— Это звучит так просто.

Дон Хуан хмыкнул.