— Мы не можем оставлять тебя здесь одного. Мы чувствуем то же, что и ты — ты для нас чужой, если не считать нашей обязанности помогать тебе. Ла Горда сказала, что хотя ты и глуп, мы должны это делать. Она говорила, что мы должны спать с тобой в одной постели, как если бы ты был самим Нагвалем.

Лидия погасила лампу. Я продолжал сидеть спиной к стене. Задумавшись, я закрыл глаза и мгновенно заснул.

Лидия, Роза и я сидели на площадке перед дверью около двух часов, с восьми утра. Я пытался втянуть их в беседу, но они отказались разговаривать. Они выглядели расслабленными, почти сонными. Однако их отрешенность не передавалась мне. Сидя в вынужденном молчании, я ушел в свои мысли. Их дом стоял на вершине небольшого холма; передняя дверь была обращена на восток. С моего места была видна почти вся узкая долина, пролегающая с востока на запад. Городка я не видел, но мне были видны зеленые участки возделанных полей внизу долины. С другой стороны к долине примыкали гигантские круглые обветренные холмы. Высоких гор в окрестности долины не было, только эти огромные холмы, вид которых угнетал меня. Мне казалось, что эти холмы собираются перенести меня в другое время.

Лидия внезапно заговорила, и ее голос нарушил мои грезы. Она потянула меня за рукав.

— Сюда идет Хосефина, — сказала она.

Я посмотрел на извилистую тропинку, ведущую из долины к дому. Ярдах в пятидесяти от нас по ней поднималась женщина. Я сразу же отметил значительную разницу в возрасте между Лидией и Розой и приближавшейся незнакомкой. Я снова посмотрел на нее. Судя по походке и осанке ей было не менее пятидесяти. Длинная темная юбка подчеркивала ее худобу.

Женщина несла на спине вязанку хвороста. К ее поясу был приторочен какой-то узел. Было похоже, что она несла на левом боку ребенка. Казалось, она кормила его грудью во время ходьбы. Ее поступь была почти немощной. Она с трудом одолела последний крутой подъем перед домом. Когда она наконец остановилась в нескольких шагах от нас, то дышала так тяжело, что я попытался помочь ей сесть. Она сделала жест, по-видимому, означавший, что все в порядке. Я слышал, как Лидия и Роза хихикают. Я не посмотрел на них, так как все мое внимание целиком было захвачено этой женщиной.

Я никогда не видел более отвратительного и мерзкого существа, чем она. Отвязав вязанку хвороста, она с грохотом сбросила ее на пол. Я непроизвольно отпрыгнул, как из-за шума, так и потому, что под тяжестью дров женщина чуть не упала мне на колени.

Она бросила на меня взгляд и опустила глаза, смущенная своей неловкостью. Выпрямив спину, она вздохнула с явным облегчением. Видимо, охапка была слишком тяжелой для ее старого тела.

Когда она встряхнула руками, прядь волос выбилась из-под грязной темно-коричневой повязки, завязанной на лбу. У нее были длинные седые волосы, выглядевшие грязными и спутанными.

Она улыбнулась мне и слегка кивнула. Все ее зубы, наверное, выпали. Видна была только черная яма беззубого рта. Она прикрыла лицо рукой и засмеялась. Затем сбросила сандалии и вошла в дом, не дав мне сказать ни слова. Роза направилась следом.

Я был ошарашен. Со слов доньи Соледад я считал, что Хосефина примерно того же возраста, что и Лидия с Розой.

Я повернулся к Лидии. Она внимательно смотрела на меня.

— Я понятия не имел, что она такая старая, — сказал я.

— Да, она старовата, — сказала Лидия, словно это было совершенно естественно.

— Разве у нее есть ребенок? — спросил я.

— Да, она повсюду таскает его за собой и никогда не оставляет его с нами. Она все боится, что мы собираемся его съесть.

— Это мальчик?

— Мальчик.

— Сколько ему лет?