– Ой, тише! Чего ты орешь, бандит? – у Лейбовича даже глаз задергался. – Это же все для нашей ешивы. Ты знаешь, сколько детей из бедных семей там учатся бесплатно и на полном пансионе, включая четырёхразовое питание? Я так налоговой и скажу. Так что гуляй отсюда.

– А про квартиру в Тель-Авиве, которую ты сдаешь и которая записана на бабушку жены, чтобы не платить налоги, тоже скажешь? – прищурился Марк.

– А если бог даёт девять детей, так он даёт и на детей, – скромно потупился Лейбович.

– В декларации для налоговой ты, Лейбович,  так и пишешь, что бог велел не платить ровно  восемьдесят процентов налогов?

– Что за антисемитская математика? – возмутился Лейбович. – Всего лишь несчастные сорок процентов детям на хлеб и учебу. И квартирка – собачья будка фактически.

– Пять комнат, – скромно поправил его Марк.

– Но в ужасном районе, – не сдался Лейбович.

– Самом дорогом в Тель-Авиве, – еще скромнее сказал Марк.

– Метраж, как у скворечника! – возмутился Лейбович.

– Сто восемьдесят квадратных метров, – шепнул Марк. 

– Ой, не делай мне нервы! – Лейбович снял шляпу и начал нервно обмахиваться. – Что тебе нужно, бессовестный человек, который  считает чужие деньги?

– Пройти, – ответил Марк. – Только и всего. Мы даже ноги вытрем, – он старательно завозил подошвами кроссовок по булыжникам.

– Ты меня в могилу положишь когда-нибудь, и только тогда успокоишься, – вздохнул Лейбович. – Заходите.

Он провел их по длинному коридору на кухню. Возле плиты, на которой шипела сковорода, крутилась женщина в длинном платье и косынке на голове.

– Вы как раз вовремя, – улыбнулась она. – К обеду.

– Спасибо, мы потом как-нибудь, – вежливо ответил Марк.

– Рахель, дорогая, это не гости. Это оккупанты, – страдальчески скривился Лейбович.

Он распахнул дверь кладовки.

– Прошу!

– Сюда? – растерялся Айболит.