– Милая, он получил то, что заслужил, – Айболит быстро побросал вещи в ее сумку, подошел к ней, сел рядом и обнял.

Она моментально затихла в его руках. Не привыкай к ней. И ей не позволяй привыкать к твоим рукам. Ваше притяжение – это просто отсутствие тепла. Долгая зима в сердце. Когда вьюга металась по пустой душе. Когда искрили оголенные, разорванные ветром провода. Когда зеркала стали лютыми врагами. И этот побег, как весна и для тебя, и для нее. Ты ведь не хочешь, чтобы потом разлукой по сердцу, как стеклом по венам. Отвыкнуть ты не сможешь. Поэтому просто не привыкай!

– Послушай меня, нужно взять себя в руки, – он погладил ее дрожащие колени. – Выхода нет. И дороги назад нет. Если Амир нас найдет… – он замолчал, не закончив фразу.

Ему не хотелось ей говорить, что они будут так же лежать в пыли, как Рафик. Только сначала долго мучиться. Она поняла сама.

– Да, ты прав. Я сейчас… быстро, – она побежала в душ, схватила зубную щетку и бросила в сумку.

Айболит вытащил из кармана телефон, набрал Марка и кратко изложил ему ситуацию.

– Вот это анус, я тебе скажу, Ваня! – присвистнул Марк. – Маячок на телефон Маши установил? Кус эмммок!

– Чего? – не понял Айболит.

– Маму его так-растак, только бедуинам этого не говори. Кто же думал, что этот горный му…жик такой хитровы…кроенный? Мне и в голову не пришло, что он дружит с технологиями. Ладно, проехали! Сейчас проверю, кто у меня в полиции юга есть. Из своих. Чтобы не начали сильно копать, а быстро составили протокол смерти и закрыли дело. Так, планы меняются. Бери Машу и приезжайте ко мне в Иерусалим. Будем использовать вариант "б". Помнишь его?

– Да, Марк. Помню.

– Отлично. Жду вас у себя. Будешь подъезжать – позвони. Своих пришлю, чтобы сопроводили на въезде.

– Теракт? – забеспокоился Айболит.

– Да нет. Маленькая локальная интифада. Абонементы в фитнес-клубы и тренажерные залы опять подорожали, так наши арабские братья вместо спорта бросают камни в солдат, туристов и жителей Иерусалима. Раззудись, плечо! Удобно же! Камни под ногами валяются, поднял, побросал, кровь разогнал, заодно прослыл борцом за освобождение угнетенного народа. Экзальтированные европейские дамочки как это видят, так сразу губы начинают разминать. И потом ублажают героических бойцов с режимом израильского апартеида прямо на брошенных камнях. Сплошная польза, как ни крути! Но не бойся! У меня окна в машине бронированные. Просто на въезде в Иерусалим кордоны. Полиции не хватает, потому что наши ребята тут в Старом городе машутся, шо демоны. Так пограничников пригнали. А погранцы – ребята шибко нервные. Они же в Газе работают, поэтому подозревают даже собственную маму. Туристов особенно не любят. Чуть что – сразу: "Предъявите ваш аусвайс, мордой в землю, прикиньтесь ветошью и не отсвечивайте". И что хуже всего: у них одна база данных с безопасностью, особенно по туристам. Сразу пробивают, кто такие, откуда и с какой целью прибыли в нашу деревню Сраиловку. Так что Амир вас на раз-два вычислит. Поэтому будет разумно, если мои ребята вас сопроводят ко мне.

Айболит и Маша выскочили из домика. Амджад подогнал их машину к дому.

– Подождите! – Фатьма торопилась к ним, одной рукой приподнимая подол длинного черного платья, которое путалось в ногах. – Вот возьмите, – она сунула в руки Маше пахнущий свежей выпечкой бумажный пакет. – Здесь печенье, лепешки и пахлава, – она обняла Машу. – Береги себя, девочка!

– Спасибо вам! Я постараюсь, – Маша уткнулась в ее пахнущее специями плечо.

– Помни главное: что бы ни случилось, ты хотя бы была свободна, – шепнула ей Фатьма.

Айболит искоса взглянул на нее.

– Мужчинам не понять, – она скорбно поджала губы. – Вы и так свободны. А мы, женщины, в боли рождаемся, живем в неволе и слезах, умираем в страданиях, – она замолчала, махнула рукой и быстро ушла, пряча мокрые от слез глаза.

– Ты посмотри, кто пришел попрощаться, – улыбнулся Айболит, показывая куда-то за спину Маши.