Книги очень плотно прижаты друг к другу, и надо сильно надавить на корешок, чтобы вытянуть одну из них. Каролине это удается, она подносит книгу к лицу, нюхает ее, читает, что написано на обороте обложки. Она как ребенок, которому объяснили про пять чувств, и тот по очереди опробует их. «Может, сейчас еще лизнет?» — думает Сандрина. Психотерапевт одобрительно кивает, и Сандрина решает, что доктор Бенасса подсказала ей этот метод и Каролина примерная ученица. Потом ее мысль меняет направление. «Это у нас с ней общее, — думает она, — я бы тоже так поступила». Тут же она вспоминает, что она и Каролина полюбили одного мужчину, и говорит себе: «Вот и еще один общий пункт», но что ей с того, не понимает.

Матиас ждет в коридоре, ему объяснили, что все, что Каролина пытается сделать, очень важно, и он согласился отпускать ее руку, когда она заходит в очередную комнату. Отец мягко дотрагивается до его головы, привлекает к себе и прижимает к своим ногам. Сандрина прекрасно видит, какая складывается картина: они втроем против всех остальных. Возможно, для Каролины это печально, но она, вторая жена, чувствует облегчение оттого, что они, все трое, рядом, сплоченные. Она чувствует тепло, исходящее от тела мужа, и это тепло во всех смыслах согревает ее. А Каролина одна в комнате для шитья, и даже воспоминания оставили ее, разве что эта потрепанная книжка, которую она читала в лицее… Тут в голове мелькает: «Эта женщина действительно ничего не помнит о том, что замышляла перед своим исчезновением? Или она ломает комедию?» Сандрина вспоминает про полотенце, которое так легко нашла первая жена, — уж слишком уверенными, совершенно естественными были жесты, когда Каролина открыла дверцу, чтобы достать полотенце и вытереть руки, на это трудно было не обратить внимание. Однако сегодня хрупкая темноволосая женщина кажется ей такой одинокой, такой неприкаянной в этом уголке, который должен быть ей хорошо знаком, что она забывает историю с полотенцем. Проникнувшись жалостью, она указывает на книгу и предлагает:

— Возьмите ее, если хотите.

Каролина прижимает книжку к груди и говорит:

— Правда? Спасибо.

Сандрина отвечает:

— Да, конечно, к тому же она ваша. — И чувствует, как пальцы мужа слегка сдавливают шею, как бы в знак одобрения, как бы в награду.

Каролина заканчивает осмотр, и психотерапевт говорит:

— Вы не хотите задержаться здесь на минутку?

Но Каролина отвечает:

— Нет, я немного устала.

Все возвращаются в гостиную, где ждут полицейский и родители Каролины. Их беседа обрывается на полуслове, точно они заговорщики. Сандрина варит свежий кофе, Каролина и полицейская выходят покурить на террасу, а отец с Матиасом устраиваются в кресле. Психотерапевт объясняет, что она очень рассчитывает на эти визиты, которые помогут что-то там разблокировать, и Сандрина отмечает про себя множественное число, которое означает, что это посещение не последнее, будут и другие. Она украдкой заглядывает из кухни в гостиную — боится, что ее муж выйдет из себя, но нет, он спокоен, и Матиас как приклеенный сидит у него на колене.

Каролина и полицейская возвращаются с террасы, усаживаются на диван.

— Разумеется, я понимаю, — говорит муж, — что, как я уже заметил ранее, для всех нас главное — сделать так, чтобы все прошло наилучшим образом для Матиаса. — Он кладет руку между лопатками ребенка и добавляет для ясности: — Мой сын — вот главное.

В черных глазах Каролины ничего не отражается, и Сандрина опять в сотый раз повторяет про себя дурацкий речитатив: «Кто эта женщина, о чем она думает, чего она хочет, что значат эти застывшие позы и плавные, как у змеи, движения?» Каролина сидит на самом краешке дивана так прямо, словно готова немедленно встать и уйти; когда он гладит ребенка по спине, а потом кладет ладонь ему на шею, она мгновенно скрещивает руки на животе, чем еще больше подчеркивает свое сходство с пугливой ящерицей, которая колеблется, не зная, застыть на месте или спасаться бегством. Потом она говорит: да, конечно — и отводит глаза в сторону, не смотрит ему в лицо. Ящерица, думает Сандрина.

Когда она разливает по чашкам кофе, все ненадолго умолкают, а потом Анн-Мари легко и непринужденно, так, словно эта мысль только что ее осенила, спрашивает:

— А что, если Матиас сегодня переночует у нас?

Пальцы на шее Матиаса чуть сжимаются, отец придвигает ребенка к себе, хмыкает. Полицейская сидит на табуретке, которую притащили из кухни, чтобы всем хватило места; сидит и постукивает пальцами по колену — с вызовом, как кажется Сандрине. Она пытается не обращать внимания на этот стук и смотрит только на Анн-Мари и Патриса, но краем глаза видит движение пальцев; это нервирует, ей хочется, чтобы это прекратилось. Она чуть поворачивается на своей табуретке, чтобы полицейская исчезла из поля зрения, но все равно чувствует, что та не унимается, и неожиданно замечает, как участилось ее собственное дыхание.

Она сосредоточивается на вдохах и выдохах, в то время как все остальные ждут ответа от отца Матиаса.

И наконец тот говорит: