Патрис прижимает ее к себе и говорит:

— Все будет хорошо, все наладится, Нини, она уже здесь, с нами, разве это не чудо? Ну что ты? Ну что ты, Нини, дорогая, если она узнала нас, то нет ничего невозможного.

Сандрина сидит на табуретке, ей не хватило места на диване или где-либо еще, и в это мгновение ей очень хочется, чтобы муж тоже обнял ее и сказал: «Все будет хорошо, все наладится», но нет, он слишком подавлен, уставился в пол, сцепив пальцы.

Раздается скрип, все поднимают голову: по лестнице спускается Каролина. Анн-Мари высмаркивается, они с Патрисом успевают немного отодвинуться друг от друга, пока их дочь одолевает последние ступеньки. Все лица обращены к ней, все ждут, и она, скрестив руки на груди, говорит:

— Он уснул чуть ли не на полуслове, думаю, для него это слишком.

Сандрина еле слышно поясняет:

— Да, он плохо спал этой ночью.

Каролина пытается улыбнуться:

— Я тоже. — Потом она достает из заднего кармана джинсов слегка помятую пачку сигарет. — Ничего, если я покурю на улице?

В ответ — тишина. Муж Каролины по-прежнему молчит, он в шоке, и Сандрина сглаживает момент:

— Конечно, идите, вы не промокнете, если постоите у стены под навесом.

Женщина-полицейский встает, засовывает руку в карман куртки и говорит Каролине:

— Я с вами.

Застекленная дверь движется в одну сторону, потом в другую. Сандрина идет включить духовку — пора подогреть курицу. Из окна кухни она не видит ни Каролину, ни следовательницу, они прижались к стене. Но видит их руки. То одна рука поднимается, то другая, сигарета подносится ко рту, вдох, постукивание по фильтру. У Каролины кисть маленькая, загорелая, с недлинными пальцами и коротко остриженными ногтями. У полицейской кисть крупнее, сильнее, ногти у нее тоже короткие, слегка пожелтевшие от табака. Окно приоткрыто, и Сандрина слышит, как они переговариваются. Слышит и то, что в гостиной мужчина-полицейский ровным голосом пересказывает и так всем известные факты — про день, когда пропала Каролина, про недели безрезультатных поисков, про овраг на краю поля. Он уверяет, что они тогда прошли по всем следам. Сандрине нет нужды слушать это снова, ей все это рассказывал муж, и пока она моет листья салата, прислушивается к женским голосам, раздающимся снаружи.

— Как вы? — спрашивает полицейская.

— Неплохо, только очень странно, — отвечает Каролина. — Я надеялась, что, увидев все это… это…

Голос обрывается, и женщина-полицейский говорит что-то подбадривающее, уверяет, все наладится.

Сегодня все как один говорят «все наладится», потому что все идет наперекосяк, думает Сандрина.

— В самом деле ничего? Совсем ничего? — снова спрашивает женщина спустя несколько мгновений.

— Ничего, — отвечает Каролина. — Его лицо, запах… ничего. Я хочу сказать, да, это мой сын, я вам верю, но я этого не знаю, то есть знаю, но это как если бы… я путаюсь, не знаю, как объяснить…