– Она действительно сделала это!
– Вот видите, мисс Генриетта, женщина может стать кем угодно, а ведь мы прожили в двадцатом веке всего один год. Так что не вижу никаких препятствий, чтобы вы стали радисткой. Это ваш век!
17. Противостояние
«Мой век», – печально думала Этти. Она сидела на одном из стульев, расставленных по периметру бального зала в честь банкета. Обе её сестры танцевали. Их волосы были искусно уложены в высокие причёски с несколькими скромными локонами, мягко подпрыгивающими на уровне ушей, когда они кружились по комнате, ведомые партнёрами.
Эдвина Хоули сжимала руку мужа.
– Посмотри на Лайлу. Разве она не прекрасна? Я так ею горжусь. Она чудесно ведёт себя в этой поездке, правда, Гораций?
Эдвина и Гораций Хоули были особенно довольны поведением дочери во время этого путешествия. Она была не просто послушной, но и приветливой. Этим днём во французском кафе были чай и танцы, и несколько джентльменов пригласили её потанцевать. Лайла вела вежливую беседу и почти оживлённо рассказала о представлении, которое хотела посетить в парижском Оперном театре. Она даже со знанием дела говорила об архитекторе театра, Гарнье, и великолепной росписи потолка Поля Бодри, изображающей историю музыки.
Этти зевнула, и мама тут же повернулась к ней:
– Этти, прошу тебя. Это так грубо.
Девочка скрестила руки и плюхнулась на свой стул:
– Мне скучно.
– И почему же тебе скучно?
– Во-первых, я не танцую. Мои волосы не зачёсаны наверх, и я одета, как пятилетняя.
– Этти, тебе всего двенадцать.
– Я потанцую с тобой, дорогая, – сказал мистер Хоули, наклоняясь к дочери.
– Папа! Да я от стыда сгорю. – Вскочив, она пошла к столику с напитками, где разговаривали две женщины.
– Дора, вы не видели миссис Дайер?
– Она, разумеется, не здесь. Как и художник, – ответила вторая женщина с понимающей улыбкой, заставившей Эттин желудок сжаться.
«Хм, – подумала Этти. – Значит, об этом знает не только горничная миссис Дайер». Она забыла о пунше и решила побродить по комнате и послушать, обсуждает ли кто-нибудь ещё миссис Дайер и её художника. «Хороший детектив из агентства Пинкертона поступил бы так же», – отметила она. Но, прослонявшись по залу ещё минут десять, девочка так ничего и не услышала и вернулась к родителям.
– Пожалуйста, можно мне пойти в свою каюту? Я на середине такого чудесного романа.