– О, Этти, он приходил ко мне прошлой ночью, посмотри, что он мне подарил! – она коснулась жемчужной капли, висящей на шее. – Я знаю, это не обручальное кольцо, («Слава Богу», – подумала Этти), но когда мы доберёмся до Парижа, то пойдём к его знакомому ювелиру, и он сказал, что купит мне изумруд – под цвет глаз.

Сейчас эти самые изумрудные глаза искрились от счастья, но, зоркие во всём остальном, они никак не давали Ханне увидеть Стэнниша таким, каким он был: лживой, карабкающейся по социальной лестнице крысой. «Почему?» – задумалась Этти. Но воздержалась от высказывания любой из мыслей, гудящих у неё в голове, как назойливые насекомые. Она была просто рада, что Ханна счастлива – по крайней мере сейчас. Но что за игру вёл Стэнниш? Это беспокоило девочку, хотя она и решила ни за что не выдавать своих сомнений. Во всяком случае, не сейчас. Нужны доказательства посильней, чем болтовня двух глупых девиц.

– Очень красиво, Ханна, – сказала Этти, приложив все усилия, чтобы симулировать интерес к ожерелью. – Я рада, что он наконец-то спустился, чтобы тебя повидать.

– Он был очень занят – говорил с разными людьми о работе. За эти три дня он договорился ещё о двух портретах. Если он сможет находить по одному клиенту каждый день, я думаю, его денежным проблемам придёт конец. Я сказала ему, что он должен настаивать на двух третях предоплаты вместо обычной половины. И мне кажется, он ко мне прислушался!

Этти понизила голос:

– А ты… – она кивнула в сторону плещущейся за бортом воды.

– Нет… слишком опасно. Матросы всё время стоят на вахте на мостике и прогулочных палубах. Но до прибытия – Стэнниш сказал, ветра благоприятные, – осталось всего четыре дня. И у меня есть лосьон, который, кажется, помогает.

Этти заметила несколько кристалликов на покрывале. В каюте было ещё четыре койки, но у Ханны была всего одна соседка: девушка-голландка, почти не говорившая по-английски.

– Что ж, береги себя, Ханна, – сказала Этти. Но что-то в её голосе, должно быть, выдало беспокойство. Ханна схватила её за руку и сжала её.

– Не волнуйся, Этти. Я действительно думаю, что всё будет прекрасно. Просто прекрасно. Поверь мне. Он любит меня больше, чем когда-либо. И даже говорил, что у нас будет маленький приморский коттедж в Корнуолле. Я хочу сказать, есть квартира в Лондоне, которую, как говорит одна клиентка, он может занять. Миссис Дайер – она очень богатая. Как бы то ни было, у неё есть большой дом, и она никогда не пользуется квартирой, и он сказал, это идеальный вариант для занятий делами в городе, но ему нужно место, чтобы отдыхать со мной.

«Почему, – задумалась Этти, – её лицо всегда как будто сияющей эмалью покрывается, когда она об этом говорит, словно может растрескаться».

– Думаешь, он не будет возражать, если ты захочешь плавать? Ты это хотела сказать?

– Не совсем, но, я считаю, со временем он должен понять. Он любит меня!

В её голосе слышалось напряжение, а глаза, казалось, пристально уставились в пространство, будто ища подтверждение словам. Этти было совершено очевидно, что Ханна обманывала саму себя. «Так вот что любовь делает с людьми?» – подумала Этти. Если так, то она любой ценой будет держаться от романтики подальше. Неужели ради любви нужно жертвовать собственными мозгами? В таком случае она бы предпочла остаться старой девой.

Этти ничего не сказала, но задумалась, почему Стэнниш пообещал Ханне домик у моря, если настаивает, чтобы она не плавала? Это жестоко. И тут её осенило. Может, он хочет жить двойной жизнью – одну жизнь с миссис Дайер, богачкой, которая сможет обеспечивать его клиентами, а вторую – со своей настоящей любовью, Ханной. Разделить их, как и сейчас, на корабле, чтобы они никогда не встречались. По сути, у него получится две «жены».

– Просто будь осторожна, Ханна. Будь осторожна.

– Ох, Этти, ты так это говоришь, что страшно становится, – поддразнила Ханна.

– Послушай, сейчас я должна идти. Мне нужно кое-что сделать.

Ханна улыбнулась:

– И чем же ты сейчас занимаешься, Этти? Играешь в шаффлборд или кольца? Я слышала, на верхней палубе много всякого такого и, разумеется, танцы. Временами музыка из танцевального зала доносится даже сюда. Скажи, у них есть арфа?