— Короткая.

Гурин, чуть проехав за подбитого товарища, моментально остановил тяжелую машину, по инерции качнувшуюся на гусеничной подвеске вперед; Минько чуть подправил наводку и нажал педаль спуска. К его стыду — мимо. Огненный трассер вонзился в землю перед вражеской машиной, обдав ее невысоким фонтанчиком углубившегося в почву и рванувшего там снаряда. Наводчик вражеской самоходки лихорадочно крутил маховик, нацеливая короткую 75-мм пушку, «обрубок», правее. В помощь ему по приказу командира и механик-водитель стал доворачивать приземистую машину в том же направлении.

Но Минько успел раньше — второй тупоголовый бронебойный снаряд с легкостью проломил насквозь нижний лишь слегка наклоненный лист 50-мм брони вместе с прикрепленными поверх него запасными траками и рванул в отделении трансмиссии, расположенном перед боевой рубкой. Экипажу не досталось даже осколка, но взрыв 85-г тротила, начинявшего толстостенный стальной корпус, непоправимо разметал правый механизм поворота, разрушил главный фрикцион, смял коробку передач и разорвал несколько трубок пневмогидравлической системы управления. В общем, самоходная пушка самоходной быть перестала, превратившись в совершенно неподвижную огневую точку.

Моментально оценив это, Иванов скомандовал Гурину протянуть вперед еще 10 метров, чтобы небольшой диапазон горизонтальной наводки «обрубка» обездвиженной самоходки с уверенностью не позволил навести ее пусть и короткое жерло на их танк, и Минько мог спокойно, не опасаясь ответа, добить противника. И Минько добил. Но не сразу. Следующий советский снаряд пробил уже низко выступающий над отделением трансмиссии тоже 50-мм вертикальный лоб боевой рубки со стороны заряжающего и разорвался внутри. Но пожар не начался, только отдельные струйки серого дыма одновременно и резко порскнули через пробоины и щели.

Откинулась вперед крышка командирского люка и фигура в серо-зеленой куртке и серой пилотке спешно полезла наружу. Несколько коротких очередей советских автоматчиков и фашист с окровенившимся лицом провалился обратно. Лишь с третьего снаряда, угодившего в нишу под маску короткого орудия, над рубкой и моторным отделением весело заплясали быстро вырастающие языки оранжевого пламени. Больше из артштурма никто выбраться не пытался — Иванов, переговорив с потерявшим гусеницу экипажем (все живы и не ранены), дал команду Гурину двигаться дальше. С подбитой машиной, как и полагается, остаются ее автоматчики. Сзади накатывается вся бригада — пропасть не дадут.

Пока экипаж капитана расправлялся с немецкой самоходкой, еще одна его машина вышла из строя. Но уже не из-за гусеницы. В этот раз по танку даже никто не стрелял, но, на его беду, из очередной лежащей на пути траншеи не убежал вместе со всеми от наступающих русских ефрейтор-сапер. Храбрый немец вычислил, где приближающийся бронированный враг будет переползать через его окоп, пригнувшись, подобрался туда и хладнокровно швырнул под грозно надвигающееся славянское чудовище связку из пяти гранат М-24. Связку он приготовил заранее, туго примотав бинтом собственного индивидуального пакета к центральной гранате еще четыре стальных корпуса с вывинченными из них деревянными рукоятками. Автоматчики, сопровождавшие танк, бросок гранатометчика проворонили, да они, слегка приотставшие от своей быстродвижущейся машины, и не заметили противника, скрытого корпусом танка.

Связка дымно и огненно рванула под днищем, почти под перегородкой, отделяющей боевое отделение от моторного, и содержащей топливные баки. Немногим больше 800 г суррогатного, военного времени выпуска, взрывчатого состава на основе аммонийной селитры, рванувшего во всех пяти гранатах почти одновременно, не смогли проломить насквозь 20-мм днище советской машины, но вторичные осколки, с силой отколовшиеся от внутренней стороны брони, они все-таки породили. Один из таких шальных осколков перебил медный топливопровод и солярка, прекратив поступать в дизель, стала растекаться просто на пол.

Проехав еще несколько метров, танк, как раз пересекая траншею, окончательно заглох. Низко присевший после оглушительного взрыва ефрейтор, опасаясь, что так и не запылавший и даже не потерявший гусеницы русский панцер начнет крутиться на месте, чтобы втрамбовать его в землю, и откуда силы взялись, дернул со всех ног в сторону и по ближайшему ходу сообщения назад, не поднимая головы в каске над краем окопа. Подоспевшие автоматчики, перепрыгнувшие траншею, никого уже в ней не застали.

Останавливаться было нельзя и Иванов, услышав по рации о еще одной выбывшей из боя своей машине, вместе с уцелевшими танками продолжал наступать. Быстро глянув по сторонам и назад через панорамный перископ, он с удовлетворением отметил, что их поредевшую на 20 % роту сзади успокоительно подпирала постепенно расходящаяся широким веером бригада. Большая часть союзников-кавалеристов теперь спешилась и с карабинами наперевес бежала следом за танками вместе с автоматным десантом, а меньшая — все еще продолжала ехать верхом.

Когда танк Иванова перевалил очередной невысокий бугор, капитан заметил в полукилометре справа, возле деревьев, группу стоящих в ряд крытых брезентом грузовиков. Вокруг суетились фигурки в чужих мундирах. Бронетехники поблизости видно не было, но орудийные стволы с дульными тормозами сквозь толчею определенно просматривались. Два взвода Иванова во время наступления, успешно громя попадающиеся на пути подходящие для их пушек, пулеметов и гусениц цели, сместились левее. С ротным командиром сейчас оставались только два танка из третьего взвода. Иванов приказал всем трем машинам остановиться, повернуться вправо и уничтожить вражеские орудия, не приближаясь. Черт его знает, с такого расстояния лобовая броня должна выдержать, а вот с близи… Зачем на своей шкуре, пусть даже и бронированной, проверять? Опять же, вперед спешить надо.

Наводчики быстро пристрелялись, и среди немцев выросли фонтаны выброшенной земли вперемешку с осколками. В ярком, широко пыхнувшем в стороны, взрыве, мгновенно переросшем в клубящийся дым, исчезла машина, очевидно с боеприпасами, щедро обдав окружающих своими загоревшимися ошметками. Оставшиеся грузовики попытались разъехаться в стороны, солдаты, кто кинулся врассыпную, а кто залег и даже повел огонь из стрелкового оружия по русской пехоте, сопровождающей танки. Оставшиеся на месте расчеты четырех 105-мм легких полевых гаубиц, пока еще не взятых на передки, снова развели станины и попробовали было повести ответный огонь. Не получилось.

Лишь два немецких орудия успели по разу выстрелить — остальные быстро пришли в негодность от угодивших в них на прямой наводке снарядов и крупных осколков. Еще несколько осколочно-фугасных гранат, поставленных «на удар» и такая же участь постигла оставшиеся. При короткой артиллерийской дуэли получил фашистский бронебойный снаряд в башню танк командира роты — 120-мм покатый лоб башни легко выдержал удар, лишь резкое сильное содрогание с оглушительным даже сквозь наушники шлемофонов грюком, сопровожденное наружным взрывом, известили экипаж Иванова, что не только их наводчик умеет хорошо прицеливаться.

Но слабоваты оказались германские легкие полевые гаубицы для борьбы с тридцатьчетверками. И ствол для достаточного разгона снаряда слишком короток, и полный метательный заряд в гильзе недостаточен, и сам снаряд для мощного русского бронирования явно не годился. Да и само попадание, можно сказать, было довольно случайным. Если бы советские танки продолжали двигаться — немецкому расчету, имеющему двух отдельных наводчиков для вертикальной и горизонтальной наводки по разные стороны от ствола (как, в принципе, и на большинстве гаубиц), пришлось бы гораздо сложнее.

Вполне удовлетворившись разгромом так и не взятой на передки гаубичной батареи, Иванов, не тратя времени на оставшиеся грузовики, приказал продолжить движение. Чуть отдохнувшая во время остановки пехота и спешенные румыны легкой трусцой потянулись следом. Лишь заряжающий на крайнем правом танке с разрешения командира экипажа высунулся в свой люк, повернул турель с ДШК в сторону начавших снова суетиться вокруг уцелевших грузовиков немцев и, после нескольких коротких пристрелочных очередей, принялся щедро поливать их скопление белыми трассами бронебойно-зажигательных крупнокалиберных пуль.

Узнав сквозь гул дизеля собственной машины голос ДШК, Иванов закрутил перископом, пытаясь понять, по какой цели его подчиненные расходуют патроны. Вовремя он начал этим интересоваться, как одним местом почувствовал: с северо-западного направления по небу быстро приближались низко летящие силуэты с неубирающимися шасси.

— Воздух! — прокричал и через ТПУ, и самостоятельно переключившись на передатчик остальным экипажам, Иванов. — Олег, наверх к пулемету, — скомандовал он своему радисту-заряжающему.

Голощапов откинул крышку люка, стал ногами на свое сиденье и схватился за рукоятки ДШК. Заряжающий правого танка, израсходовавший по грузовикам всю ленту, лихорадочно спешил заменить прикрепленный слева опустевший короб на полный. Танки продолжали ползти, но уже не прямолинейно, а слегка виляя по сторонам. Четверка летевших первыми «юнкерсов» синхронно завалилась на крыло и круто спикировала вниз, целя туда, где переваливались по бездорожью передовые танки роты Иванова. Остальные Ю-87 полетели дальше, метя в основные силы развернувшейся в боевой порядок танковой бригады.

Голощапов, оттянув назад рычаг затвора и повернув флажок предохранителя, длинно и звонко, не жалея патронов, пустил очередь наперерез курса выбранного им ближайшего пикировщика. Впереди и левее его танка кромсали синее небо частые белые пунктиры крупнокалиберных трассеров его товарищей. Попасть в быстрее камня сверзающиеся с небес «Штуки», очевидно, не смог никто, а если даже и смог, то, похоже, не в болезненные для самолетов и их пилотов места. Но отпугнуть немцев зенитным огнем — они отпугнули. И следующий заход на роту Иванова пикировщики сделали уже не так прицельно и близко.

Сосредоточенный зенитный огонь почти с каждого танка бригады еще больше воздействовал на психику победно прошедших (вернее, пролетевших) из конца в конец Западную Европу пилотов люфтваффе. К такому массовому зенитному отпору буквально с каждого танка они не привыкли. И привыкать определенно не захотели. Тем более что над основными порядками бригады потери у них все-таки появились. Один Ю-87 с пилотом, поймавшим тяжелую пулю грудью, так и не выходя из пике и не успев сбросить бомбы, врезался в землю, взорвавшись уже там в выбитой им глубокой воронке, повредив, правда ходовую часть ближайшего танка и поубивав и ранив осколками нескольких автоматчиков и спешенных рошиоров. Второй бешено завывающий под напором встречного воздуха сиренами на стойках шасси самолет подвешенные снаружи бомбы сбросить успел, успел даже выйти из пикирования и слегка набрать высоту, но, выпуская позади себя все больше густеющий черный шлейф дыма, снова ее потерял, пошел вниз и бесполезно врезался в землю, не сгубив при этом ни одного врага. Отбомбившиеся в два приема «юнкерсы» повернули обратно, а так и не прекратившие своего наступления танки продолжили перемалывать своими широкими бездушными гусеницами румынскую землю вместе с незваными германскими гостями.

Восемь слегка разбредшихся в стороны танков роты Иванова первыми преодолели до конца бывшие советские позиции, захваченные еще утром немцами. Впереди лежали слегка холмистые, кое-где уже зеленеющие чем-то поля, пересекаемые редкими посадками. Правее, по проселочной дороге, уходила на запад немецкая колонна: сквозь поднявшуюся пыль просматривалась колесная и гусеничная техника, виднелись орудийные стволы. Прямо по полю, вздымая траками еще большую пыль, отступало несколько танков, за ними, все больше отставая и растягиваясь, улепетывала пешим ходом пехота.