— Ты в этом году поедешь в пансионат?
— Нет, я скоро женюсь, — сообщил я, быстро попрощался и повесил трубку.
Немного о психологии
Так получилось, что я, сам того не желая, в течение двух лет изучал психологию. Первый раз это было на 10-месячных курсах в Институте повышения квалификации «Интуриста». О преподавателе психологии на них я рассказывал в вспоминалке «Как я занимался каратэ». Второй раз я столкнулся с этим предметом во время занятий в Университете марксизма-ленинизма при ЦДСА (см. вспоминалку «Об общественных науках»). Там он назывался соответственно — «военная психология». Во время перестройки и после нее на нашего читателя хлынула волна произведений классиков психоанализа — Зигмунда Фрейда, Карла Густава Юнга, Альфреда Адлера, Вильгельма Райха, Эриха Фромма и других. Помимо этого, я прочитал десятки книг по психологии семейных и сексуальных отношений.
Отношения с начальством и другими сотрудниками я строил, интуитивно постигая те основные принципы, которым впоследствии я нашёл подтверждение в книгах по общественной психологии, но при этом не изменяя своему характеру. Как я дерзил всем учителям подряд, учась в школе-интернате, так я это продолжал делать в отношении всех своих и других начальников, за исключением двух лет срочной военной службы в Сирии (там я вполне естественно отмалчивался, но и никогда не лебезил перед ними). И странное дело, они не только за это не мстили мне, а, наоборот, быстро продвигали по службе.
Идеальными для меня были равные отношения с начальством, что само собой получилось во время второй загранкомандировки в Сирии. Первый гражданский шеф фактически сделал меня помощником, разделив со мной большинство своих функций. Со вторым начальником сразу установились хорошие отношения. Уже после возвращения домой, он несколько раз пытался отправить меня в загранкомандировки в качестве переводчика арабского и даже английского языков, а в 2002 г. (спустя одиннадцать лет после Сирии) и вовсе пригласил работать вместе с ним в дочерней компании одного гигантского холдинга (я отказался, так как её гендиректор предложил мне зарплату ниже той, что я получал во второй своей турфирме). Представляя меня работникам отдела, который возглавлял мой бывший начальник, он сказал:
— И вообще это мой друг.
Оба моих шефа в Сирии могли предполагать, что при моём характере в разговорах с женой я могу осуждать какие-то их действия, но на сто процентов были уверены в том, что это не выйдет за пределы нашего дома.
В отношении равных себе по должности я сразу сделал для себя правилом ни в чем, даже в мелочах, им не уступать. Всякие наезды, оскорбления и выпады я пресекал немедленно в самой жёсткой и бескомпромиссной форме, вплоть до приглашения мужчинам выйти на улицу и разобраться в наших отношениях (никто из них не посмел этого сделать, хотя о моих занятиях каратэ они ничего не знали). Если говорить о подчинённых, то при всей своей внешней демократичности и даже добродушии, в случае явной или скрытой обструкции я обращался с ними очень строго, даже жестоко, не считаясь с личными отношениями. Ну, и как всякий начальник я должен был излучать уверенность в себе и стремление к преодолению любых трудностей, которые могут помешать выполнению боевой задачи.
Слабонервным не читать № 2
В начальной школе мы узнали, что одна из наших учениц лежит в больнице с диагнозом «лейкемия». Вскоре она умерла. В 10-ом «Б» красивый парень, похожий внешне на Тибальта из фильма Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта» (его играл до сих пор живой английский актёр Майкл Йорк), на уроке физкультуры вторично, в одном и том же месте, получил травму ноги, из-за которой у него образовалась саркома. На следующий год, уже закончив школу, мы присутствовали на его похоронах. Затем, в лихие 90-е, убили из-за квартиры одноклассника. После него умерла бывшая наша ученица, о которой я рассказывал в вспоминалке «И снова Петровка, 38».
Помимо вещей, не зависевших от нашей воли, ребята, в том числе и я, всегда слишком рисковали. Интернат представлял собой три корпуса в форме буквы «Г», соединённых переходами. Ближе к главному входу располагалось здание, где мы учились. Между двумя спальными корпусами, находилась столовая, соединявшаяся с ними небольшими переходами. За вторым, самым отдалённым корпусом была котельная, и мы прыгали с её крыши в угольную яму. С другой стороны имелся похожий на главный вход подъезд с каменной лестницей и козырьком, который был всегда заперт. Как-то вечером, в начальной школе, мы открыли окно на втором этаже и стали вылезать на этот козырёк. Я неудачно спрыгнул на него с подоконника и чуть не полетел по инерции вниз, прямо на ступени лестницы.
— Ты что?! — воскликнул парень из другого класса, успевший в последнее мгновение удержать меня на козырьке.
С торца этого же дальнего корпуса находилась пожарная лестница, и с крыши спускался толстый провод, который почти доставал до земли. Мой приятель (кажется, мы учились тогда в 6-ом классе) стал раскачиваться на нём и с размаху врезался коленом в стену. Его забрали во взрослую больницу, которая находилась за оградой интерната, в 50 метрах от того места, где это случилось. Мы с другом навещали его там. Наш приятель лежал в палате со взрослыми, и никто не собирался переводить его в детскую больницу. Ему и дальше пришлось посещать там процедуры (откачивать шприцем жидкость из повреждённого колена).
Что касается меня, то я однажды наткнулся глазом на ветку и самостоятельно съездил на осмотр в специализированную детскую больницу. До этого, бегая в лесу, я разодрал себе суком правую часть живота. Однажды на футболе мне так отдавили ноготь большого пальца, что он почернел. Спустя примерно полгода он сошёл, а под ним оказался новый. Уже учась на 1-ом курсе института, я гулял по Москве со студенткой журфака (см. вспоминалку «Девушки и лодки»), резвясь, зачем-то влез на старый забор, сбил вниз ногой несколько планок, спрыгнул с него и наткнулся на гвоздь. Он пронзил подошву моих летних матерчатых ботинок и глубоко вошёл в ступню (всё закончилось сильными болями к вечеру и посещением травмпункта с перевязкой и уколами от столбняка).
Впрочем, это были лёгкие повреждения. О большинстве из них я вспомнил только сейчас. Между тем, моя старшая сестра, которая училась в английской спецшколе, сломала себе в 4-ом классе правую руку, когда споткнулась о торчавший из земли штырь возле строившегося рядом студенческого общежития. Забегая вперёд, скажу, что через одиннадцать лет, поехав в свадебное путешествие на море, в Ялту, она на пляже сломала себе ещё и правую ногу.
Тайный совместитель
В первый год работы в «Интуристе» мне позвонил наш преподаватель, который был одним из двух оппонентов во время моей защиты дипломной работы по грамматике арабского языка. Встречая меня в институте (я прикрепился к аспирантуре и писал статьи по своей теме), он говорил:
— Смотрите, я слежу за Вашими успехами.
На этот раз он сказал, что на трёхгодичных Высших курсах иностранных языков (ВКИЯ) Госкомитета по внешнеэкономическим связям (ГКЭСа) требуется преподаватель арабского, и с января 1981 г. я приступил к работе. Занятия длились 2,5 часа и проходили дважды в неделю по утрам и один раз — в вечернее время. Начальница группы в первом случае ставила мне в графике четверть отгула, а во втором — вообще не засчитывала то, что я ухожу раньше положенного времени более, чем на час. В моей группе все были, естественно, старше меня — гражданские и военные вплоть до капитана 1-го ранга. В этой работе не было для меня никаких проблем, кроме моих частых командировок. В этом случае староста группы должен был обзванивать учеников, чтобы перенести занятия на другие дни. Тут мне помогал один очень трудолюбивый и добросовестный человек, о котором я раньше писал в вспоминалке «Эпидемия аварий». Дважды меня проверяла старшая преподавательница, у которой, по странному совпадению, было такое же редкое имя, как у моей начальницы в «Интуристе». В конце года мы вдвоём принимали экзамены — я в её группе, а она в моей (в каждом случае второй преподаватель ассистировал первому).