— Похоже, что так, друзья! — задумчиво оказал он наконец. — Я и сам думал. Пройдемте-ка взглянуть. — И стремительно повернувшись, прораб зашагал к основанию мыса.
Идя вслед за ним, парень заметил, как прыгают в такт шагам проступающие через сукно худые лопатки прораба, и вспомнил, что вот уже двое суток, как Парфенов не входил даже в промозглую свою землянку.
Люди почти вприпрыжку сбежали к плотине. Дед Степан побагровел и горячо отдувался. Но прораб уже балансировал худыми своими руками, расхаживая по ряду мешков
— Лезь сюда, товарищ Демин! А ты, дед, снизу погляди… не протекает ли где! — горячо командовал Парфенов.
Парень ухватился за выступающий из стенки шершавый ствол и, царапая себе ладони, подтянулся к мешкам. Прораб подставил было руку, но Демин свободным прыжком встал рядом с ним.
Невеселое ощущение равномерной волнующей дрожи под ногами охватило ею. Казалось, что плотина лихорадит, как ожидающий страшного человек. Омывающая ее река отсюда казалась тоже совсем иной. В полутора метрах ниже гребня плотины вода ощутимо упруго нажимала на хрупкую стенку, закручивая опрокинутые конусы темнозеленых, гулко бурлящих водоворотов.
Глухой нарастающий плеск и влажный тревожно-колючий ветерок хлынули в лицо Демина.
— Пошатывает, а? — почти весело обратился к парню Парфенов. Но в быстрых глазах его уже светилась медленная суровая мысль. — Эй, дедушка, как там? — перегибаясь, крикнул он старику.
— Просачивается! — глухо долетело снизу короткое страшное слово.
II
Слово было действительно страшным. И Демин знал это. Преждевременный прорыв плотины грозил гибелью дерзко задуманной и смело выполненной идеи гидротехника Парфенова.
Судьба весеннего сплава по реке Батанге шаталась вместе с плотиной. Две недели назад, когда метеорологические сводки и седоусые старожилы единодушно предсказали низкий паводок, местная контора Нордлеса пришла в отчаяние. Многие и многие тысячи кубометров деловой древесины, мачтовые бревна и столовый лес частью в плотах, частью приготовленные для мулевого сплава, грозили остаться за чертою под"ема весенних вод, за много километров от единственной пригодной для начала сплава прибрежной полосы. Тогда-то в контору Нордлеса с покашливанием и робкой оглядкой вошел гидротехник Парфенов. Он говорил, точно извиняясь, смущенно и просительно, но уже через десять минут его план стал последней ставкой на выигрыш исполинской партии сплава.
А план был прост, как и сам гидротехник:
— Конечно, лес нельзя сбрасывать с пятнадцатиметровых береговых круч, — говорил Парфенов, — Но в двух километрах от места заготовок кончается Чортов овраг. Полые воды входят в него. Если защитить неширокое устье оврага плотиной, доставить древесину на дно, выждать максимального под"ема паводка, открыть плотину и мулевым…
Гидротехника Парфенова перебили, закричав ему прямо в лицо, что мулевщиков у Нордлеса почти нет и достать их негде.
На это гидротехник Парфенов скромно возразил, что отступающие из оврага в конце половодья воды сами исполнят роль мулевщиков, и что несколько человек при этих условиях будут стоить сотни. Гидротехника поймали на слове. С армией, состоящей из прорабовских мандатов и тридцати человек рабочих, он должен был сковать опьяненную весенней волей лесную реку и спустить по ее непокорной груди мачты для судов, топливо для печей, балки для стройки, древесину для бумаги, короче — великий, многолетний лес для пяти великих лет.
Помочь армии прораба могла только артиллерия из двух гусеничных, стопятидесятисильных тракторов марки «Рено», одним из которых управлял Демин, и, конечно, энергия самого Парфенова.
III
Прораб уже настороженно согнулся рядом со стариком. Демин поспешно спрыгнул с плотины, жадно заглянул ему через плечо.
Ннжний ряд мешков набух темными пятнами сырости. Тяжелые, холодные капли скатывались по мокрой рогоже, обрывались, соединяясь в струйки. У внутренней стороны плотины медленно растекалась и росла широкая грязная лужа.