Мой собеседник при помощи чубука своей трубки начертил на ладони воображаемую карту.
— Вы помните контуры Южной Америки? — продолжал он. — Этот материк напоминает грушу, продолговатую грушу. Вот здесь, немного повыше основания моего большого пальца, — Перу. А вот тут, под мизинцем, — мыс Рока, Я там был. Теперь проведем: линию между этими двумя пунктами. Через Анды и дальше на север. И тогда мы подойдем к истокам Амазонки, самому страшному месту, где человека подстерегают лихорадки, болезни и голод… И богатство.
— А что влечет туда людей: любовь к приключениям? — опросил я.
Он пристально посмотрел на меня. Мне бросились в глаза его седые волосы и морщинистое лицо. А, между тем, он был еще не стар.
— Видите ли, я об этом не задумывался. Не могу сказать. У меня лично нет склонности к приключениям. Это что-то другое, чего я не могу об"яснить.
II. В бразильских джунглях.
Мне не хотелось приставать к нему с расспросами. Он мне казался не таким человеком, которого можно вызвать на разговор. Когда он заговорил опять, в его голосе было некоторое волнение.
— Между прочим, кажется, у Прескотта[1], в истории Перу, рассказывается о партии испанцев, перебравшихся через Анды в поисках золота. Они были не в силах перейти обратно через горный хребет, поэтому построили небольшое судно, спустились на нем вниз по Амазонке и добрались до острова Кубы.
Я сказал, что припоминаю нечто подобное.
— Это было приблизительно четыреста лет тому назад, — продолжал он, почти не обратив внимания на мое замечание. — И без всего того, чем обладают экспедиции в наше время, — без карты, компаса, инструментов и лагерных принадлежностей. Просто, плыви или иди вперед, держись одного направления и — куда-нибудь придешь! Таким правилом руководствовались Магеллан и Колумб, а также древние норманны. А их суда были до смешного ненадежны. Я не могу без восхищения думать об этом…
Помолчав, он опять отдался воспоминаниям.
«Однажды я чуть не погиб. Я перебрался через Анды и, наверно, шел по тому самому пути, по которому когда-то проходил Пизарро[2] со своими молодцами. Я шел в одном направлении более трех месяцев. Изредка передо мной мелькала вдали фигура индейца, и однажды стрела пронзила мне левое плечо.
«Но иногда в течение целого месяца я не замечал никакого признака человеческой жизни, хотя у меня было с кем отвести душу. Бесчисленные насекомые джунглей — милые, приятные существа. Все эти бабочки, кузнечики и множество других насекомых, названий которых я не знаю, доставляли мне не мало удовольствия. По вечерам, на заходе солнца, они устраивали настоящие концерты. Нередко мне казалось, что я живу в каком-то фантастическом мире.
«Когда я опять увидел человеческое лицо, я невольно вздрогнул.
«Раз как-то я отыскал себе прекрасное место в джунглях, где можно было отдохнуть. Рядом протекал ручей. Вода в нем была светлая, дно — песчаное. В джунглях редко попадаются такие хорошие места. Я провел здесь целый день. Отдыхал, курил, купался и любовался насекомыми и птицами. Здесь было тихо, как в полночь; солнечные лучи не могли пробиться сквозь густую листву. Над головой у меня высилась огромная зеленая арка, как купол собора, с гладкими, высокими колоннами — стволами деревьев. И особенно приятно было то, что здесь не было вездесущих ползучих лиан.
«Отдыхая, я читал газету, которую захватил с собой из Каллао. Я читал ее десятки раз раньше. Когда глаза уставали от чтения, я дремал. Просыпаясь, опять принимался за газету; опять засыпал…
«Внезапно я проснулся с таким чувством, что за мной кто-то следит. То, что я увидел, заставило меня вздрогнуть. В десяти шагах от меня находился огромный куст с громадными красными, как сырое мясо, цветами, И вот, между двумя цветками, словно воткнутое в расщелину, на меня глядело безобразное человеческое лицо, с рыжей бородой, всклокоченными волосами и оскаленными зубами. Это лицо скорее можно было принять за морду огромной обезьяны. Глаза пристально глядели на меня.
«Я не встречал туземцев уже долгое время, нигде поблизости не было никаких поселков, и я думал, что сюда никогда еще не ступала нога белого человека. И тем не менее передо мною было человеческое лицо и, несомненно, не лицо туземца. Я лежал, не шевелясь, и только через узенькие щелки глаз следил за этим лицом. Мне казалось, что незнакомец принимал меня за спящего.
«Он вдруг двинулся в мою сторону, тихо и осторожно, как змея, и я увидел волосатую грудь — волосатое человеческое существо! Оно ползло на четвереньках, и тут я понял, что это был не туземец, а белый человек, живший в джунглях. Он приближался ко мне без малейшего шума. Запах его тела неприятно поразил меня, ибо здесь, среди сладчайших ароматов деревьев и трав, запах человеческого тела был отвратителен, как яд.
«Когда этот человек был не дальше пяти шагов от меня, я вдруг быстро вскочил. Он замер на месте в напряженном ожидании. В глазах его светился ужас. Быть может, то же самое было в моих глазах. В таких случаях в людях рождается ненависть друг к другу… Затем он поднялся на ноги, повернулся и, не говоря ни слова, бесшумно направился к цветущему кусту. У меня почему-то вдруг мелькнула мысль, что он стыдится своей наготы в присутствии другого человека одной с ним расы. И тогда я окликнул его. Он остановился и с некоторым колебанием приблизился ко мне.»