— Разумеется. Но действовать они планируют нашими руками.
— Само собой, кто бы сомневался… — хмыкнул князь и добавил жёстким, не терпящим возражения тоном. — Для начала необходимо устранить этого выскочку — графа Белова.
— Согласен. Именно с его появлением начались все эти странности с императором. Вы знаете, какие сейчас слухи ходят по столице?
— Да. Я снял целый апартамент в Hotel des Reservoirs, и многие наши соотечественники гостят у меня. К слову сказать, не все столь предусмотрительны, как мы с вами, дорогой граф. Некоторые сейчас полностью разорены и готовы не только с германцами, но и с самим Мефистофелем договориться, лишь бы вернуть всё обратно.
Двухэтажное здание политической тюрьмы, так удачно вписанное в контуры Трубецкого бастиона, расположенного в юго-западном углу Петропавловской крепости, было рассчитано на шестьдесят девять одиночных камер. Чувство полной изолированности от внешнего мира, царившее в этих холодных и сырых казематах, нарушалось лишь полуденным выстрелом пушки с Флагшточной башни, а потом опять наступала полная тишина и несчастные узники оставались наедине с собой и своими невесёлыми мыслями.
Заключённый камеры сорок три, доставленный сюда рано утром, успел провести здесь всего пару часов, когда неслышно подошедший охранник отворил дверь. Толстый серый ковёр в тюремном коридоре прекрасно гасил звуки шагов.
— На выход.
Пешая прогулка по мрачным коридорам с низкими сводчатыми потолками закончилась для молодого узника в небольшом, скудно обставленном казённой мебелью кабинете. За письменным столом пили чай двое жандармов: пожилой полковник и молодой ротмистр.
— Заключённый номер сорок три доставлен, ваше высокоблагородие, — доложил сопровождавший и после небольшой паузы добавил: — Господин полковник, Юсупов и Второв на допрос просятся.
— Толстосумы подождут — у нас сейчас разговор поинтересней будет. Проследи, чтобы нам не мешали, — улыбнулся полковник, а затем, взглянув на доставленного, предложил: — Присаживайтесь. Обождите одну минуту — мы сейчас закончим. Чаю хотите? У нас и бутерброды есть?
Арестант смерил их мрачным, презрительным взглядом и промолчал. Молодой ротмистр в ответ на этот взгляд лишь коротко хохотнул, хотя глаза его оставались при этом какими-то мёртвыми и безжизненными, а полковник продолжил говорить как ни в чём не бывало.
— Нашёл я там очень толковых ребят — в натуре красавчики. Умные, честные! В общем, идеальные кандидаты. Надо их подвести к министру финансов и надавить, чтобы принял на стажировку. Пусть опыта набираются да приглядывают, чтобы денежки государственные налево не уходили. Будет замена этим проворовавшимся чинушам, а нам — опора и поддержка в будущем.
— Молодец, — похвалил ротмистр безразлично, причём безо всякого почтения к старшему по возрасту и чину коллеге.
— Ну хватит уже, Егор! Встряхнись! Я тебе реально сочувствую, но нельзя же так… Жизнь не закончилась. Оклемается ещё Ленка и родит тебе нормально… Наша супераптечка сказала же, что здорова она, а психике просто время надо…
Ротмистр помолчал немного, а затем тихо признался:
— Юра, я когда узнал, что ребёнок погиб, то в первый момент вообще соображать перестал, а потом вдруг подумал: это и к лучшему, так как не мой этот ребёнок, а того поляка… Представляешь? Самому противно от этой мысли стало, словно в дерьме вымазался… Но один хрен, видать, сидит внутри меня что-то такое гаденькое и мерзкое…
Полковник бросил быстрый взгляд на застывшего в дверях арестанта и урезонил:
— Мы вроде как не одни, Егорушка.
— Да похер мне.