— Понятно. А как ты нашла меня?

— Я знаю твой дом — папа один раз показывал, когда мы проезжали мимо, а квартиру найти не трудно: я звонила во все подряд, пока мне не сказали, где живут Алтыновы. Папа говорил, что ты лучший друг его юности, поэтому ты должен мне помочь.

— Я уже помогаю, — сказал он, — раз должен.

Первым делом они направились в одну из подконтрольных афганцам фирм, название которой, насколько помнил Алтынов, неоднократно мелькало в речах Панужаева. Корочки действительно сыграли свою роль, позволив им пройти через кордон охраны и побеседовать с единственным более-менее компетентным сотрудником фирмы, случайно оказавшимся на рабочем месте в столь ранний час.

Ничего утешительного, однако, им узнать не удалось. Панужаев был здесь накануне вечером, но не застал ни директора фирмы, ни его зама, с которыми он обычно вел дела, а потому уехал, не докладываясь ему (более-менее компетентному сотруднику) о своих дальнейших намерениях.

— Он мог поехать домой к директору, — предположил Алтынов. — Какой у него номер телефона?

Звонок директору не прояснил ситуации: с Панужаевым он вчера не встречался. Прежде чем уйти, Алтынов оставил для передачи ему хитроумную записку, за вполне невинным содержанием которой был скрыт понятный только адресату намек.

— Я знаю, куда он поехал, — сказала вдруг Лена, когда они вышли на улицу.

— И куда же?

— К своей секретарше, к этой дуре Светику, которая его любовница.

Это слово она произнесла без нажима, самым будничным голосом. Алтынов не сразу нашелся что сказать.

— Но я не знаю, где она живет, — продолжила Лена. — А ты знаешь?

— Нет, я видел ее только однажды. И почему ты так уверена…

— А зачем, по-твоему, нужны секретарши?

На это Алтынов опять не сумел ничего возразить.

— Сейчас нет смысла искать Светика, — сказал он. — Впустую потеряем время. Если он появится у афганцев, ему отдадут записку, а если не появится…

— Мы будем стеречь его перед домом.

— Правильно. Только не перед самым домом, а чуть подальше. Никуда этот великий любовник от нас не денется.

Прибыв на место, они для начала заглянули во двор: панужаевского автомобиля у крыльца не было, «штатские» дежурили на прежнем месте. После этого они разделились, чтобы взять под контроль оба перекрестка на разных концах квартала: Панужаев мог появиться как с той, так и с другой стороны.

В одиночестве расхаживая взад-вперед по кромке тротуара, Алтынов поневоле задумался и о собственных перспективах, которые также не выглядели блестящими; он живо представил, как оперативники стучат в дверь его квартиры или с непроницаемо-постными лицами наводят о нем справки у коллег по работе. Не мешало бы позвонить в лабораторию — сообщить, что задерживается, и заодно разведать обстановку, но телефонной будки поблизости не было, а покидать ради такого пустяка свой пост Алтынов не считал возможным. «И ведь знал, что эта история добром не кончится, — думал он. — Зачем тогда лез на рожон? Если уж так захотелось над собой поиздеваться, это можно было сделать проще, без всяких заложников и грабежей. За что ни возьмись, все выходит не так, все по-дурацки, фанера летит и летит…» Он настолько увлекся самобичеванием, что перестал следить за проезжавшими машинами и вздрогнул от неожиданности, когда сзади, буквально из-под его локтя, бесшумно вынырнул темно-синий БМВ.