Таким образом, мы имеем дело не с новыми взглядами и убеждениями (которых не возникло с тех пор), а с эрозией прежних, в ослабленном виде — с инерцией массовых установок, поляризованных мнений и ориентаций, значимых в середине 1990-х годов, но сегодня утрачивающих прежнюю четкую структуру. Основная масса политически акцентированных представлений носит либо ретроориентированный характер (постсоветские популисты, левые, обращенные в прошлое, увлеченные риторикой уравнительной справедливости; националисты, подчеркивающие величие прошлых достижений страны – царской империи, сталинской или послесталинской супердержавы, колониальной экспансии), либо направлена на настоящее положение вещей, то есть на идентификацию с действующим авторитарным режимом Путина.

Едва ли такой вывод вызовет удивление, если учесть выжженность политического поля и отсутствие возможностей серьезной публичной проработки идеологических вопросов. Политические партии не только последнего времени (начиная с введения «суверенной демократии»), но и более раннего времени, кроме недолгого периода первой половины 1990-х годов, были не в состоянии артикулировать подобные проблемы. По глубокому убеждению населения, политические партии, родившиеся из развала советской номенклатуры, выражают не интересы широких слоев российского общества, а лишь путинского окружения и тех сил, на которые опирается его система господства – силовиков, крупной бюрократии и ассоциированного с ними олигархического госкапитализма. В общественном мнении они представали либо как созданные администрацией Кремля бюрократические электоральные машины, либо как клановые группировки, формирующиеся для борьбы за распределение казенного пирога, или клики, образованные для демонстрации поддержки власти; в лучшем случае – они расценивались как кадровый ресурс управленческого аппарата или средство контроля за ним со стороны высшего руководства страны.

Это заключение одновременно означает, что у российского общества нет идеи или образа будущего, более того – действуют внутренние механизмы, подавляющие подобные стремления и движения. Речь в данном случае идет не о выработке утопических представлений (которые возникают при определенных условиях в группах социальных «парий», лишенных прав и возможностей защиты), а о возможностях публичной артикуляции проблем и массовых интересов, общественных дискуссиях о способах их представления, то есть о механизмах политического целеполагания, включая и предлагаемые решения подобных задач разными партиями и общественными движениями, организациями гражданского общества. Стерилизация публичного поля ведет к стагнации в общественной жизни и массовому равнодушию к политике.

«Особый путь». Игра в «особый путь» (или конструкция псевдоистории державы, эрзац-истории) содержит, с одной стороны, латентный тезис о несостоявшейся нации, провале модернизационного перехода, с другой – посылку об «особых отношениях» людей с властью, неконтролируемой ими[52]. Такая структура самоидентичности снимает чувство неудовлетворенности собой, зависимости от внешних сил, сознание своей неполноценности, возводя одновременно ресентиментный барьер по отношению к Западу.

Ответы респондентов о значении понятия «особый путь» распадаются на три категории, разные по своему функциональному смыслу. Первая (позитивная) категория содержит установки государственного патернализма (самопожертвование граждан ради государства, «моральная» сторона подчинения). Вторая характеризуется наличием барьеров «свои / чужие», угрозой «врага», изоляционизмом и антизападничеством (в функциональном плане эти символы дополняют первую группу значений)[53]. Третья категория содержит негативные определения статуса России, пустое или контекстуально определенное, наполненное латентными идеологическими подстановками словосочетание. Большая часть этих респондентов не имеет представления о том, в чем этот «особый путь» заключается. Небольшое число опрошенных (главным образом – либералов) резко негативно относится к этой идее, справедливо полагая, что такого рода идеологемы образуют ресурс для демагогии властей, блокирующих всякую мысль о возможности демократии в России.

Таблица 24.1

Когда вы слышите об «особом российском пути», что прежде всего приходит вам на ум?

* Сумма ответов больше 100 %, респонденты могли дать больше одного ответа, ответы ранжированы.

Во всяком случае, смысловая направленность этого понятия определяет его функцию: служить барьером против ценностных значений «других», быть условием для негативной идентичности.

Важно еще раз подчеркнуть, что в идее «особого пути» нет позитивного образа будущего – содержательного наполнения конца «пути», идеи национального развития, нет понятия целеполагания. Акцент делается именно на сохранении отношений подданных к власти, а не власти к подданным[54].

2. От кризиса легитимности 2011 года к консолидации вокруг власти: смысл антиукраинской политики

Функции «врага». Высокий уровень массового одобрения аннексии Крыма[55] и российской политики по отношению к Украине, поразивший многих западных наблюдателей, часто связывается ими с подъемом русского национализма, выразителем которого, как считают эти политологи, и явился Путин.

Однако рост национализма в России не был спонтанной реакцией общества на события в Украине. Еще летом 2013 года антиукраинские настроения были на сравнительно низком уровне – в точке спада после волны антиукраинских настроений, поднятой российской пропагандой из-за сдержанной позиции правительства Украины в ходе российско-грузинской войны 2008 года и последовавшей за тем «антиоранжевой» кампании во время выборов в 2009 году (рис. 5.1). Европейский выбор Украины сам по себе не вызвал тогда какой-либо враждебности в российском обществе, чего нельзя сказать о российской власти. Большинство россиян считали в октябре – ноябре 2013 года, что России не следует вмешиваться во внутриукраинские дела, тем более – оказывать военное давление на одну из сторон конфликта.

Рис. 4.1. Как вы в целом относитесь к Украине? (1998–2014 годы)

Зависимость и последовательность событий (возбуждения патриотической волны и враждебности к Украине – действия российского руководства) здесь иная: падающая поддержка в российском обществе авторитарного и коррумпированного режима Путина заставила Кремль искать средства (и источники) для дискредитации оппозиции внутри России и подавления гражданского общества, выступающего с острой критикой власти.

Причины роста недовольства в стране выявлены и проанализированы. Экономический кризис 2008–2009 года посеял в обществе сомнения в способности Путина обеспечить устойчивый рост экономики и доходов населения. Начиная с 2010 года поддержка политического руководства страны, состоящего из бывших сотрудников КГБ, ослабла и устойчиво снижалась вплоть до января 2014 года. Внешним выражением растущего массового недовольства стали демонстрации протеста 2011–2013 годов в крупнейших городах, принимавшие все более антипутинский характер. При этом факторы делегитимации режима принципиально различались в разных социальных средах.

Рис. 5.1. Индекс отношения жителей России к Украине и жителей Украины к России (разница между положительными и отрицательными оценками плюс 100)[56]

Бедная и депрессивная российская провинция с колоссальным трудом адаптируется к рыночной экономике. В первую очередь это относится к средним и малым городам, которые не могут освободиться от инерции отраслевой структуры советской милитаризированной экономики, поскольку именно в них размещались промышленные предприятия, обеспечивающие ВПК. Еще тяжелее ситуация в сельской местности, особенно в центральных и северных регионах, захваченных процессами депопуляции, оттока молодежи. Стареющее и потому крайне консервативное сельское население цепляется за остатки колхозной системы, не обладая достаточными ресурсами для изменения образа жизни. Население провинции отчетливо сознает, что рыночная экономика несет с собой угрозу катастрофы для монопромышленных городов, неконкурентных и обреченных на деградацию и вымирание без помощи государства (государственных заказов, дотаций, регулирования цен, пособий малоимущим семьям и т. п.), то есть без хотя бы частичного возвращения к практикам государственного патернализма, характерного для позднего СССР. Поэтому в этих группах (составляющих две трети населения России) преобладают антиреформистские и антимодернизационные настроения; сильны представления о том, что крах советской системы был вызван искусственно, что это результат заговора западных держав, одержавших таким образом победу над Советским Союзом. Идеи демократии и либерализма, правового государства, разделения властей, прав человека наталкиваются здесь не просто на непонимание, но вызывают сильнейшие сопротивление, поскольку они ассоциируются с тяжелейшим переходным периодом и кризисом 1990-х годов, сопровождавшимся глубоким падением жизненного уровня населения страны.

Таблица 25.1

Как вы лично относитесь к возможности ассоциированного членства Украины в Европейском союзе?